Однажды в лесу - Бибхутибхушон Бондопаддхай

Он ответил, оскорбившись:

— Какая она мне дочь, господин! Она — моя вторая жена!

Я только и мог выдавить из себя удивленное «А-а…»

Некоторое время мы сидели молча, я чувствовал себя неловко и совсем не знал, что сказать.

— Я разожгу огонь, жутко холодно, — наконец сказала Мончи.

Холод действительно стоял страшный. Казалось, словно вместе с заходом солнца на землю опускался холод с Гималаев. Горизонт отливал закатным багровым сиянием, а прямо над ним нависло темно-синее небо.

Когда Мончи подожгла засохший куст сахарного тростника неподалеку от хижины, к небу, потрескивая, устремились языки пламени высотой в десять-двенадцать футов. Мы расселись у куста.

— Она до сих пор как ребенок, господин. Страшно любит покупать всякую ерунду. Ну вот, например, в этот раз мы заработали около трехсот килограммов горчичных зерен, и треть из них она потратила на покупку своих безделушек. Я спрашивал ее: «И на это ты хочешь потратить заработанный тяжелым трудом урожай?» Но эта девчонка не слышит меня. Плачет, льет слезы. Делать нечего, пришлось разрешить.

Молодая жена, сам пожилой, разве мог не разрешить? — отметил я про себя.

Мончи возразила:

— Я же пообещала тебе, что во время ярмарки после жатвы пшеницы ничего больше не куплю. Столько хороших вещей почти даром взяла!

— Даром? Да эти ушлые меварцы-лавочники и торговцы сладостями развели тебя, глупую, по полной. Дешево, говоришь? Пять килограммов горчичных зерен отдала за какой-то гребень, господин! А в прошлом году на ярмарке в Тира́ши-Ротонго́ндж по окончании сезона жатвы пшеницы… — вспыхнул Нокчхеди.

— Подождите, господин, я сейчас всё принесу, а вы рассудите, дешево купила или нет, — сказала Мончи.

Даже не закончив фразу, она проворно скользнула в хижину и тут же вернулась с небольшой корзинкой из сухих стеблей сахарного тростника в руках. Открыв крышку, она начала вытаскивать из нее по одной свои покупки и раскладывать передо мной.

— Вот, поглядите, какой большой гребень, разве такой купишь дешевле пяти килограммов? Посмотрите, какой красивый цвет! Ну разве не богатая вещь? Или вот, поглядите на это мыло, как пахнет, его тоже взяла за пять килограммов. Скажите же, что почти даром, господин!

У меня язык не поворачивался назвать все эти вещи дешевыми. На калькуттских базарах такое низкосортное мыло стоило бы не больше анны, даже перед началом нового сезона пять килограммов горчичных зерен можно было бы продать не меньше, чем за семь с половиной анн. Эта простая деревенская девушка совсем не знала цену вещам, провести такую — проще простого.

Мончи показала мне еще много покупок. И каждую с неизменным восторгом. Шпилька для волос, кольцо с фальшивым драгоценным камнем, фарфоровая кукла, небольшое эмалированное блюдо, несколько широких красных лент. Я заметил, что список любимых вещиц примерно одинаков у женщин из самых разных стран и социальных слоев. Простая деревенская девушка Мончи и ее образованная сестра из города мало чем отличались друг от друга. Собирать вещи и наслаждаться их обладанием было природной чертой обеих. Что толку от гнева старика Нокчхеди?

Но разве ж я знал, что самую драгоценную из своих покупок она припасла на завершение! Наконец она положила передо мной тонкое сине-желтое ожерелье из Хингладжа[85].

Какая поистине счастливая и гордая улыбка расцвела на ее лице! Она не умела скрывать то, что у нее было на сердце, как это делали ее городские сестры. За неуемной радостью владения всеми этими безделушками являла себя чистая и неподдельная в своей простоте душа женщины. В нашем светском изысканном обществе нечасто представляется возможность наблюдать светлый женский нрав.

— Ну, как вам оно?

— Восхитительное!

— Как думаете, сколько оно стоит, господин? Вы в Калькутте такое носите?

Никто в Калькутте такого рода украшения не носил, но мне показалось, что цена этому ожерелью самое большее шесть анн. Я спросил:

— И сколько же, говори скорее!

— За семнадцать килограммов горчичных зерен. Не прогадала ведь?

Что толку было говорить ей, что ее обвели вокруг пальца? Подобное в этих краях не редкость. Скажи я правду, Нокчхеди непременно обрушился бы на нее с руганью и упреками, так к чему было разрушать эту неподдельную радость?

В этом году подобное стало возможным только из-за моей неопытности. Мне следовало неусыпно следить за ценами лавочников и торговцев. Но я новичок в этих краях, откуда мне было знать о здешних порядках? Я даже не знал, что во время обмолота урожая пройдет ярмарка. Нужно будет распорядиться, чтобы в следующем году такого не повторилось.

На следующее утро Нокчхеди вместе со своими женами и детьми отправился в путь. Перед уходом он вместе с Мончи заглянул ко мне заплатить налог. Я заметил, что она надела то сине-желтое ожерелье.

— Мы теперь вернемся сюда в месяц бхадро к сезону жатвы кукурузы, — сказала она с улыбкой. — Вы же будете здесь, господин? В шрабон мы обычно делаем соленья из дикого миробалана, я вам принесу!

Мне очень понравилась Мончи, и когда она ушла, я расстроился.

Глава 11

1

Однажды со мной приключилась необычная история.

Я получил известие о том, что большая роща из саловых деревьев и чернодревесной хурмы на юге заповедных лесов Мохонпура, милях в пятнадцати-двадцати от нас, скоро будет выставлена на продажу на аукционе. Я тут же оповестил об этом главное управление, и вскоре в ответной телеграмме мне пришло распоряжение принять участие в торгах и выкупить лес.

Однако прежде мне хотелось посмотреть на эту рощу своими глазами. Не зная, что она из себя представляет, я не был бы хорошо подготовлен к участию в торгах. День аукциона стремительно приближался, поэтому я отправился в то же утро, как получил телеграмму.

Меня сопровождали несколько человек, выехавшие со всеми необходимыми вещами еще на рассвете. Я встретился с ними во время переправы через реку Каро у границ заповедника Мохонпура. Со мной был сборщик налогов Боноварилал.

Каро представляла собой маленький горный ручей. Доходившая до колен вода, весело журча, бежала по гальке. Мы с Боновари спешились, иначе лошади могли поскользнуться на камнях и упасть. Берега Каро были песчаными, по ним на лошадях тоже не проехать — ноги по колено увязали в буром песке. Когда мы перебрались на другую сторону, было уже одиннадцать утра. Боновари сказал: «Господин, давайте остановимся тут на привал. Неизвестно, удастся ли потом набрать воды».

По обоим берегам реки рос лес, совсем небольшой — маленькая рощица из хурмы, салового дерева и красного шелкового хлопка, но густая и каменистая. И вокруг никаких признаков