Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

6-из «Сороки-воровки» и марш венчания из «Пророка»; хор пропел смело, чтобы не сказать лишнего, молитву из «Моисея»; какая-то немолодая, с большим носом и надтреснутым голосом особа пролепетала слащавенький романс «Stella confidente»-6… Серената въезжала в Gran Canale.

Новая остановка; снова ракеты и бенгальские огни, и из-за пламени и дыма их зазвучал на помосте голос…

То был мужской проницающий голос, высокий баритон с тем грудным теноровым тембром, какой дается только «сынам Авзонии счастливой», голос не прошедший – было ясно – никакой школы, певший, как поет птица, но страстный, но нежный, но неотразимо обаятельный в безискусственности своей голос.

La biondina in gondoletta7…

– пел он старую, известную местную канцонетту8, и чем-то словно эпическим, стародавним и благоухающим понесло вдруг от этих звуков, среди этой лунной и праздничной ночи, перед этими старыми, волшебными в запустелой красоте своей дворцами Венеции, из мраморных окон которых когда-то в такие же месячные ночи внимали задумчиво певцам таких же серенат патрицианки-красавицы Тициана и Веронеза, белокурые дочери Лореданов и Дандоло9… Таково по крайней мере было впечатление, произведенное певцом и его песнью на молодую, одетую всю в черное женщину, сидевшую рядом с другою и в обществе трех сопутствовавших им мужчин (из которых один был очень красивый и в очень красивом мундире итальянский офицер), в большой гондоле Hôtel Danielli, управляемой двумя гондольерами, облеченными ливрейно в матросский белый с синим костюм:

– 10-Ah, marquis, – громко вскликнула она, – on se croirait vraiment au temps des doges et il ne manque qu’une pâle Desdémona au balcon de cet adorable palais Grimani-10!

– 11-Ou si vous aimez mieux rester dans l’histoire, comtesse, – благовоспитанно засмеялся маркиз, человек лет сорока пяти, с тонкими чертами и лукавым выражением глаз, – une Catherine Cornaro a la veille de partir reine pour Chypre[16]-11.

– И как он поет, этот человек! – возгласила она опять со вздохом восторга.

– Monsieur Vermicella12, – проговорила на это пренебрежительно-насмешливым тоном на том же французском языке другая сидевшая в гондоле дама, облеченная в изящнейшую талму из темно-синего drap de velours13, богато обшитую золотым шнурком по тогдашней моде, и с газовою на круглой шляпе вуалью, спущенною до самого подбородка, во избежание вреда, какой мог нанести ночной воздух ее свежему и прекрасному лицу, и дама кивнула на офицера, сидевшего по другую сторону: – Monsieur Vermicella говорит, что он хорошо знает этого человека: его зовут Луиджи Керубини; он сапожник.

– Si, si, ze (то есть je) le connais bien cet nomme (homme) puisqu’il me coud mes stivale…mes bottes14, – поспешил перевести с самодовольным смехом офицер Вермичелла, который был настолько же обижен природой в умственном отношении, насколько щедро одарен ею с наружной стороны, и говорил притом по-французски непростительно дурно.

Графиня, не отвечая, взглянула на него чуть не с ненавистью и замолкла, будто обиженная.

– Кстати о палаццо Гримани, знаете ли вы его легенду? – спросил ее маркиз.

– Нет! – отрезала она.

Он чуть-чуть повел кончиком губ, как бы засмеявшись внутренно тому, что угадывал под ее внезапным неудовольствием, и заговорил своим светским, несколько изысканным языком:

– Я начну как в сказках: жил да был (il y avait une fois) здесь дож по фамилии Тиеполо[17] и ему принадлежал вот этот, прямо напротив, не менее прелестный palazzo той же лучшей эпохи Возрождения. Дворцом этим уже несколько лет восхищалась Венеция, когда на месте палаццо Гримани все еще стояло старое обиталище этой фамилии, не отличавшееся ни размерами своими, ни изяществом. Тогдашний владелец его был человек богатый, но расчетливый или скупой, l’histoire ne le précise pas15, и довольствовался скромным жилищем, оставленным ему предками в это блестящее Cinque Cento (в XVI веке), когда страсть к искусству неудержимо увлекала всю остальную тогдашнюю венецианскую аристократию к постройке всех тех художественных чудес, мимо которых проезжаем мы теперь… Ho у этого Гримани был сын, a у Тиеполо дочь, и молодые люди влюбились друг в друга. Так как обе фамилии были равно богаты, равно записаны в Золотую книгу[18] и в отношениях они были не враждебных, то Гримани, не допуская и мысли, чтобы могло быть ему отказано, отправил к дожу посланных просить для сына руку его дочери. Но к немалой досаде своей узнал о таком ответе того: «Скажите Гримани, что я отдам дочь мою за его сына, лишь когда он выстроит palazzo, равный красотой моему, a то у меня каждое утро болела бы душа, глядя чрез канал, при мысли, что моя дочь из великолепных палат моих перешла на жительство в такой жалкий домишко, как его». «Так объявите же Тиеполо, – воскликнул Гримани, – что я выстрою такие палаты, что балкон их будет шире всего фасада его дворца». И исполнил свое слово: сплошной балкон, облегающий, как вы видите, весь фасад палаццо Гримани, длиннее протяжением фасада дворца Тиеполо… Это chef d’œuvre16 знаменитого тогдашнего венецианского архитектора Саммикиели… Знаете, что на одни основания его – место тут было страшно болотистое – пошло миллион двести тысяч свай, – протянул он, подчеркивая, – превосходнейшего красного леса… Одна французская компания предполагала в прошлом году купить этот дворец, чтобы снести его и вытащить для продажи эти сваи, приобретшие теперь, после такого долгого пребывания в воде, крепость железа и огромную ценность. К счастию, город не согласился на такой акт вандализма…

– Спекуляция хорошая; дрова здесь очень дороги, – с быстротой и краткостью телеграфной депеши промолвил, обернувшись к офицеру Вермичелле, третий из мужчин гондолы, высокий и полный, стоявший на носу ее и не принимавший до этой минуты никакого участия в разговоре, a глядевший, не отрываясь, на серенату сквозь огромнейший бинокль, футляр которого висел у него на ремне через плечо.

Дама под вуалью быстро и как бы испуганно вскинула голову по его направлению; но он уже успел замолкнуть и снова навел свой бинокль на павильон с его певцами и музыкантами.

– Это очень мило, что вы рассказываете, – скучливо-любезным тоном сказала дама, обращаясь к маркизу, – у вас много еще таких историй?

– Есть, если вам не скучно слушать, история palazzo Contarini, dit délie figure17, – ответил он, глядя, впрочем, не столько на нее, сколько на ту, которую назвал графиней.

Но эта молодая женщина, видимо, не интересовалась его историями. Под негромкие звуки его повествования она всем ухом прислушивалась к разговору, который велся рядом с нею в гондоле, только что оттеснившей ту, в которой за несколько мгновений пред тем