Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Я завтра же наведу справки, графиня.

– Ах, да, он, кажется, живет в Hôtel Bauer… говорил мне Giacomino… Да, именно в Hôtel Bauer, я хорошо помню теперь…

– Найти его легко, таким образом, – сказал маркиз с легким подергиванием лицевых мускулов.

– Но вот в чем просьба, – начала она опять тем же не совсем уверенным тоном, – я бы не хотела послать пригласить его… от себя. Вы понимаете, это заранее связало бы меня некоторым образом…

– Вы желаете, то есть, чтобы я, как бы ничего не слыхав от вас, но зная только, что вы ищете учителя для вашего сына и желая оказать вам одолжение, отыскал его от себя, – подчеркнул он, – и привел к вам?

– Как вы догадливы, дорогой маркиз! – воскликнула молодая женщина.

– На беду себе, – проговорил он сквозь зубы, учтиво наклоняя в то же время голову. – Завтра желание ваше будет исполнено.

– Благодарю тысячу раз!

И она еще раз протянула ему руку.

– Но становится в самом деле холодно, кажется… A casa (домой)! – обернулась она с приказанием стоявшему за нею на корме гондольеру.

II

Графине Елене Александровне Драхенберг было никак не более двадцати девяти лет. Но по особого рода хвастовству она не упускала ни одного удобного случая говорить о себе как о женщине, имеющей «sa trentaine bien sonnée»1, как бы с целью заявить этим о тех правах на полную свободу поступков, которая, по ее мнению, сопряжена была для женщин с тридцатилетним возрастом, а может быть, просто из-за удовольствия выслушивать возгласы недоверия и горячие опровержения, которыми отвечали на эти ее уверения поклонники ее и «друзья»-мужчины (друзья-женщины верили ей, само собою, на слово). Она действительно была замечательно молода на вид. Роста выше среднего, чуть-чуть полна, рыжа как белка летом, она, как все рыжие, отличалась необыкновенною тонкостью, белизной и свежестью кожи. Черты ее были неправильны, лоб не в меру высок (она ввиду этого еще раньше моды кудрявила волосы на лбу), но все вместе взятое составляло нечто своеобразно-милое и привлекательное, благодаря живому выражению прекрасных карих глаз и прелестному очерку свежих и полных губ, из-за которых ослепительно сверкали ее, словно подобранный жемчуг, крупные и ровные зубы. С этою наружностью она могла нравиться и нравилась более, чем многие женщины самой бесспорной красоты.

Единственная дочь умного и деловитого отца, умевшего нажить огромное состояние на золотых приисках и всяких иных толково и счастливо ведомых предприятиях, Елена Александровна, последняя отрасль древнего новгородского рода Борецких, выдана была на девятнадцатом году жизни матерью, полькой по рождению, за немца-мужа, глубокий траур по которому, по свойственной ей своеобразности, продолжала носить молодая женщина до сих пор, хотя имела бы по существующим на то в свете правилам полное право заменить шерстяные свои ткани шелковыми, так как шел одиннадцатый месяц со дня его кончины. 2-«Une façon d’expiation, объясняла она, полувздыхая, полусмеясь, близким ей людям, – pour m’être tant ennuyée avec ce brave homme de son vivant»-2. Граф Отто Фердинандович Драхе-фон-Драхенберг был и точно достойнейший, но тяжеловеснейший из смертных вообще и из супругов в особенности… «Остзейский дворянин» в полном значении понятия, выражаемого этими двумя словами, он был примерный, равно уважаемый начальством и товарищами эскадронный командир одного из гвардейских кирасирских полков, строго держался законов «хорошего общества», отчетливо и усердно оттанцовывал все танцы на придворных балах и в вопросах чести почитался авторитетом всею петербургскою и военною молодежью. Тридцати с чем-то лет от роду он был полковник и флигель-адъютант и при весьма небольших средствах, которые получал из родительского замка в Курляндии, умел жить приличнее многих из своих однополчан, тративших тысяч по тридцати в год и бежавших к нему же во дни безденежья «перехватить рублей триста на недельку времени», в чем он находил возможность никогда им не отказывать. Наружности он был совсем рыцарской, более внушительной, чем красивой; потомок меченосцев сказывался с первого взгляда в его высоком, сухом и мускулистом стане, в холодном блеске бледно-голубых глаз и в силе растительности бесконечно длинных и кудрявых льняных усов, – «первых по всей гвардии», говорили с гордостью «за полк» и с тайною завистью по отношению к самим себе новоиспеченные корнеты, которых муштровал он на офицерской езде… Лучшего супруга для дочери не могла и представить себе Гедвига Казимировна Борецкая, рожденная графиня Лахницкая, во внутреннем чувстве которой каждый «родовитый» иноземец, в силу уже одной крови, текущей в его жилах, должен был быть не в пример аристократичнее, цивилизованнее и «надежнее как муж во всех отношениях» любого «московита», хотя бы самого знатного и добропорядочного. «Этот по крайней мере не истощил себя с кокотками и не проиграет состояния твоего в яхт-клубе», напирала она, исчисляя дочери достоинства графа Драхенберга. Дочь с своей стороны была такого мнения, что с Драхенбергом вальсировать очень ловко, что немецкий акцент в его французской речи «не особенно противен» и, наконец, что никто лучше его не ездит верхом на каруселях придворного манежа… Благодаря сочетанию таких лестных о нем мнений, счастливый курляндский граф выхватил, как говорится вульгарно, «из-под носу» своих совместников руку одной из богатейших невест в России… С первых же шагов своих на супружеском поприще он осуществил возлагавшие на него Гедвигою Казимировною надежды в мере, далеко превысившей даже ее ожидания. Он уплатил ей чистыми деньгами причитавшуюся ей вдовью часть, исчислив оную, «с соизволения графини Елены Александровны», тысяч на семь дохода выше того, на что имела она право по закону, и счастливая теща, благословляя такого «beau fils modèle»3, переселилась вслед за тем в Вену, где года два спустя вышла вторым браком за графа Пршехршонщовского, прокутившегося галицийского помещика, который лет на пятнадцать был ее моложе и на которого заглядывались женщины, когда он на гулянье в Пратере4 с высоты элегантнейшего лондонского догкарта5 приветствовал знакомую даму 6-«d’un coup de chapeau», правя своими four in hands кровными лошадьми модного цвета Isabelle-6… состояние жены своей, оставленное покойным отцом ее в несколько запутанном виде, граф Отто Фердинандович в несколько лет управления привел в такое блестящее положение, что ежегодный доход с заводов ее и земель, не превышавший семидесяти пяти тысяч, когда он вступил с нею в брак, возрос чрез пять лет до ста двадцати, и Драхенберг, уже тогда отец, указывая на маленького сына, говаривал, потирая руки, в веселые минуты, что он «к совершеннолетию этого шибсдика надеется благоразумною экономией сколотить свободный миллиончик,