Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг

Я боялся смотреть, но все же превозмог себя и посмотрел. За окном уже опустилась ночь, сверкавшая звездами, которые вместе с луной открыли мне поразительную картину. Я даже не представлял себе, какая это красота – полуобнаженное тело девушки, почти женщины. Робея, я прикоснулся к ней и осторожно погладил грудь. Кетэ рассмеялась.

– Мне так щекотно!

Я попытался придать своим движениям больше твердости. Она закрыла глаза. Потом опять открыла. Кивнула. С таким выражением на лице, какого я у нее никогда не видел.

Где-то поблизости, возможно, на чердаке, громко ругались две кошки. Их завывание и шипение звучало в тишине странно. За прошедшие несколько часов я не слышал ни одного звука, ни в доме, ни во дворе. Интересно, мы тут единственные постояльцы? Место это не казалось мне таким уж безопасным. Но со мною рядом была Кетэ, и все остальное, включая мои тревожные мысли, казалось полной ерундой. Мои ладони чувствовали мягкие, плавные линии ее теплого тела. Легкость исчезла из ее дыхания. Все тянулось ко мне, и все отзывалось во мне. Все стало вдруг как-то удивительно просто. Мое тело само собой находило правильные ответы.

В какой-то момент я снова подумал о том, что на нас почти совсем не осталось одежды, отделявшей от той черты, за которой начиналось совершенно неведомое мне, и я как-то обмяк.

– Что-нибудь не так? – спросила Кетэ. Она заметила произошедшую перемену.

«Я не знаю, что делать», – подумал я, а вслух сказал:

– Все хорошо.

Я почувствовал, как Кетэ завозилась под одеялом. Потом она выпростала руку и бросила что-то на середину комнаты. Кинутая вещица с шорохом опустилась на пол. Последнее, что прикрывало ее.

Теперь Кетэ двигалась как-то по-другому. Медленнее. Осторожнее. Мне показалось, что и она дрожит. Я почему-то почувствовал от этого облегчение. И в то же время это подействовало на меня возбуждающе. Ее руки оказались на поясе моих брюк и тихонько теребили его.

– Не хочешь снять? – спросила она.

– Хочу, – выдавил я из себя. Слово выкатилось у меня из горла шершавым комком. Я быстро избавился от всего лишнего и аккуратно положил остатки одежды перед кроватью, как коврик, защищающий ноги от холода.

Неожиданно Кетэ прижалась ко мне со спины. Ее грудь уперлась мне под лопатки. Маленькая упругая ладошка скользнула по моим бедрам и направилась туда, куда до сих пор никто, кроме меня самого, не добирался. Острое наслаждение разлилось по всему моему телу. Я чувствовал на шее горячее влажное дыхание Кетэ. Но мои мысли не оставляли меня в покое, я никак не мог избавиться от них, и моя готовность, которую я только что ощущал, отзываясь на прикосновения ее пальцев, вмиг улетучилась. Как я ни пытался вернуть себя в форму, у меня ничего не получилось, я только окончательно все испортил. Я повернулся к Кетэ. Пружины запели одна за другой.

– Что случилось? – спросила Кетэ. – Я что-то делаю не так?

– Нет, все так, – ответил я.

Я положил ей руку на висок. Мы молчали. Молчало и мое тело.

– Если я… Если у меня… – начала Кетэ, но я мягко закрыл ей рот ладонью и не дал договорить.

– Ты замечательная, – сказал я.

Было бы последним делом, если бы Кетэ сочла себя виноватой за то, что у нас все пошло как-то по-дурацки. Мы опять погрузились в молчание. На дворе запел дрозд, сначала осторожно, потом уже по-хозяйски. В его звонких руладах было что-то успокаивающее. Ночь подходила к концу.

Я принялся гладить Кетэ. Она действительно была замечательной. Меня магически тянуло обследовать заповедную территорию ниже пупка. Я медленно продвигался вперед. Кетэ дышала мне в ухо. Я чувствовал ее зубы. Неожиданно моя рука добралась до цели. Тело Кетэ, охваченное желанием, призывно откликнулось. Послушно и внимательно я пытался уловить ее реакцию и делать то, что доставляет ей удовольствие. И вот в какой-то миг – я осознал это только потом – в моей голове не осталось ничего, кроме чувства. Пьянящий самозабвенный туман, из которого я вынырнул только тогда, когда Кетэ резко задрожала всем телом и ее острые зубы впились мне в мочку уха.

Светало. Кетэ осторожно тронула пальцем выпирающую косточку у меня на боку.

– А как же ты? – спросила она.

Наверное, это вышло странно. Но я решил на этом остановиться. Я был рад, что все повернулось хотя бы так. Я был рад и доволен.

Я покачал головой.

– Никак. В другой раз.

И чтобы она не почувствовала себя опять в чем-то виноватой, я поцеловал ее. Долгим поцелуем. Вложив в него всю нежность, которую испытывал по отношению к ней.

Я проспал, наверное, с полчаса, когда в дверь постучали. Раз, потом другой, пока я наконец не очнулся.

– Да? – крикнул я и приподнялся на локтях. Плечи заныли.

– Извините, вы будете завтракать? – петушиный мальчишеский голосок за дверью звучал смущенно. Может быть, подслушивал нас ночью, разбойник.

– Сейчас придем, – ответил я.

Он что-то пробормотал, и шаги удалились. Рядом со мной лежала Кетэ, ровно дыша и уткнувшись в согнутую руку на подушке. Я потер лоб, потянулся и встал.

Снаружи доносились чьи-то голоса. Я открыл окошко и выглянул наружу, но никого не увидел – люди стояли, вероятно, у самой стены. Утренний воздух был свежим и приятным. Я сделал глубокий вдох.

– Красота! – сказала Кетэ за моей спиной и захихикала. Только тут я сообразил, что не одет.

– Черт! – вырвалось у меня, и я попытался прикрыться руками.

– Да не прячься ты, не прячься! – рассмеялась Кетэ и спрыгнула с кровати. Одеяло соскользнуло, словно покров, скрывавший мраморную статую. Она тоже была совершенно голой. Мы возились, толкались, боролись. И хохотали.

– Хайль Гитлер! – принялась дразнить меня Кетэ, подделываясь под мой голос. – Хайль Гитлер, любезная хозяйка! Хайль Гитлер, госпожа хозяйка!

Она смеялась и смеялась, до полного изнеможения. Запнувшись за что-то, мы рухнули на кровать. Деревянная конструкция жалобно скрипнула от неожиданности.

Мы целовались. Обнимались. Мы уже почти слились в одно, как в этот момент снова раздался стук в дверь.

– Спускайтесь к завтраку. И вещи свои сразу прихватите. – Голос хозяйки звучал вежливо, но нетерпеливо.

Мне не хотелось отпускать Кетэ, но она покачала головой.

– Нет. Так не хочу.

Мы смотрели друг другу в глаза. Серый свет с отблеском зелени весенних кленовых листьев изливался мне прямо в сердце. Потом мы оторвались друг от друга, оделись и собрали свои немногочисленные пожитки. Кетэ поправила постель и встряхнула подушку. Затем мы пошли вниз.

Этим ранним, а может быть, уже совсем и не ранним воскресным утром народу в зале было уже больше,