Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг

– Я с тобой, – сказал Вилли.

– Я тоже, – сказал я.

Эдгар, на котором Пит остановил свой взгляд, покачал головой.

– Я бы пошел, – сказал тщедушный Людвиг, – но, боюсь, у меня силенок маловато.

Пит кивнул.

– Тогда пойдем мы втроем, – подвел черту Пит и тут же зашагал в сторону Конневицкого креста. Мы с Вилли поспешили за ним.

– Ты приложи что-нибудь холодное-то на лицо, – крикнул я Генриху уже на ходу. – А то вид у тебя – страх один.

Чем дальше мы шли, тем больше меня как будто распирало изнутри. С каждым шагом, который делали мои ноги, я чувствовал себя сильнее. Я был уверен, что мы догоним гитлерюгендовцев. Еще немного, и поймаем. Не факт, конечно, что я ввязался бы в эту историю, если бы рядом не было Пита и Вилли. Но вместе с ними я чувствовал себя надежно. К тому же я думал, что моя помощь им особо и не понадобится. На Борнаишерштрассе вывернул скрипучий трамвай.

– Деньги есть? – крикнул Пит через плечо.

Я похлопал себя по карманам и нащупал несколько мелких монет.

– Так точно! – отрапортовал я.

Пит показал головой на одиннадцатый трамвай с тремя вагонами, который как раз остановился на перекрестке.

– Давайте! Скорее! – скомандовал он, подгоняя нас.

Мы еле-еле успели. Кондуктор насупил брови и показал на плакатик, на котором были написаны цены за проезд.

– Он заплатит, – сказал Пит и ткнул большим пальцем себе за спину.

Потом он протиснулся мимо господина с огромными белыми пуговицами на форменном кителе. Мои пфенниги поменяли владельца.

Время уже было не раннее, и вагон был почти пустым. Пит держался за верхние поручни и пристально всматривался в окошки то с правой, то с левой стороны. Уже на следующей остановке он собрался выйти. Я покачал головой.

– Давай еще проедем, до Кронпринцштрассе, – сказал я.

– Уверен? – спросил он.

– Уверен, – ответил я.

Трамвай покатил дальше. Возвращающиеся с работы мужчины и женщины, в шляпах и с сумками, заполняли тротуары пролетавших мимо улиц. На какой-то афишной тумбе красовался мотоциклист в полном облачении – он положил руки на руль своего мощного цюндаппа и почему-то смотрел в небо. Гитлерюгендовцев не было и в помине. Я втянул щеки и нервно покусывал их. Вилли сложил губы трубочкой и напряженно вглядывался в пространство за окном, как хищная птица, высматривающая добычу с высоты дерева. На следующей остановке мы вышли через заднюю дверь.

– Нам лучше разделиться, – твердым голосом сказал Пит. – Один пойдет назад, по главной улице, второй возьмет кусок от Кронпринцштрассе до Элизенштрассе, третий – Байришештрассе. Один, два, три, – пересчитал он нас, начав с меня. Значит, мне досталась наша Адольф-Гитлер-штрассе.

– Главное, не терять друг друга из виду! Держимся в поле зрения, контроль на перекрестках! – крикнул я вслед своим товарищам. Вилли поднял кулак – мелькнул ряд белых косточек. И вот я остался один. Быстрым шагом я пошел по улице, двигаясь на юг. Островерхая башня Андреевской церкви на Алексис-Шуман-плац воззрилась на меня. В ее темном силуэте было что-то угрожающее. На ближайшем перекрестке я поискал глазами своих. Метрах в ста от себя увидел Вилли, обследовавшего Элизенштрассе. Он махнул мне рукой. Пита я не обнаружил, но мне показалось, будто кто-то похожий на Вилли помахал мне теперь и с другой стороны улицы.

И все же я чувствовал себя неуютно. Не думал я, что мне придется искать этих головорезов в одиночку. Но все равно я был уверен, что мы справимся с ними. Главное – их найти. Но они нашлись сами. Совершенно неожиданно.

Напавшие на меня не отличались особо высоким ростом или внушительной комплекцией. Но они были старше, значительно старше меня. Видеть на них форму гитлерюгенда было даже немного странно. Как будто они нарядились на маскарад. В их глазах читалось самое страшное, что можно себе представить: нескрываемая готовность к насилию.

За последнее время я уже научился читать по глазам наших противников, участвовавших в драках, и мог более или менее оценить, насколько они опытны и уверены в себе, кто просто куражится, а кто ни перед чем не остановится, кто действует с умом, а кто полный дурак. Была еще одна порода – те, у кого на лицах зияла холодная пустота. Такие были самыми опасными. Типы, которые вышли из-под арки ближайшего дома, в нескольких метрах от меня, относились именно к этому сорту.

Моя голова подала сигнал к бегству. Я резко развернулся, направив тело в обратную сторону, и от этого неконтролируемого движения чуть не свалился. Я сделал несколько спотыкающихся шагов, потом как-то вернул себе равновесие, и ноги наконец подчинились моей команде.

Пробежав немного, я свернул на боковую улочку. За моей спиной гремели тяжелые башмаки, отбивавшие по асфальту бешеную дробь, как взбесившийся метроном. Гитлерюгендовцы – если это, конечно, были они, а не переодетые в их форму самозванцы, – не говорили ни слова. Молча они преследовали меня. Надо бы мне добавить к тренировкам с Питом занятия бегом. Я уже сбился со счета, сколько раз за последние месяцы мне приходилось вот так удирать.

– Помогите! – крикнул я и схватился за бок от пронзившей меня боли – кричать на бегу оказалось делом опасным.

Какая-то женщина в ночной рубашке и белом чепчике на голове выглянула из окошка на втором этаже. Слева величественно возвышалось здание Андреевской церкви, такое же молчаливое, как мои преследователи.

Чья-то рука вцепилась мне в спину, ухватившись за куртку, и с невероятной силой швырнула на землю. От удара о жесткую поверхность у меня перехватило дыхание. В то же мгновение я увидел Вилли на ближайшем углу – темно-синий силуэт надежды.

Опрокинутый на спину, я попытался найти точку опоры, чуть-чуть приподнялся на локтях и сумел откатиться в сторону, слыша, как шоркнула по асфальту ткань одежды. Полусидя, я попытался отползти назад, чтобы хоть немного увеличить расстояние между собой и противником. Мне нужно было исхитриться как-то подняться, иначе у меня не было никаких шансов. Но мелькавшие перед моим носом колени и башмаки не давали мне этого сделать. Они дубасили меня без остановки, но делали это как будто играючи. Я казался себе мышью, угодившей в лапы двух свирепых котов. Один удар пришелся по виску. Я почувствовал резкую боль и тут же потерял последние силы.

Я лежал, скрючившись, как младенец в материнской утробе, подчинившись инстинкту самосохранения. Мое тело почти равнодушно принимало на себя монотонные удары. Мне хотелось только одного – выжить. Выбраться из этой истории без существенных потерь. О большем мечтать уже не приходилось. Почему никто не пришел мне на помощь? Я прикрыл лицо руками и