Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг

Генрих молчал. Чтобы подбодрить Генриха, я поднял руку. Я честно был готов помочь, если что. Но Эдгар смотрел куда-то мимо меня.

– Ну и настроеньице сегодня у нас, – сказал Людвиг, который обычно держался на заднем плане. У него были оттопыренные уши, как у шимпанзе. Он совсем недавно присоединился к нам.

– Ничего такого страшного, – повторил я слова Хильмы, стараясь подделаться под ее голос, но не для того, чтобы посмеяться над ней, а для того, чтобы повеселить других. Особого успеха я, впрочем, не добился.

Во вторник я поехал на велосипеде на запад. Весна заявила о себе повышением температуры и превратила улицы, утонувшие в снежной каше, в бесконечную полосу препятствий. Грязные брызги разлетались из-под колес, попадая в лицо. Проехав полдороги, я стал похож на пятнистого далматина.

Наконец я добрался до Линденау, приторочил велосипед к тому же фонарю, что и в прошлый раз, и попытался при помощи носового платка и рукавов привести свой гардероб в более или менее удобоваримый вид. Одежда у меня изрядно промокла.

Возле Центрального кинотеатра никого не было. Наверное, опять я пришел слишком рано. Я прошелся по местному Репербану, стараясь держать в поле зрения всю окружающую территорию. Ни полиции, ни гитлер-югендовцев я не заметил.

За Евангелической больницей, считавшейся некогда самым крупным лечебным заведением Лейпцига, магазинов поубавилось. Людей тоже стало меньше. Я повернул назад, но и на обратном пути мне не встретилось ни одного молодого человека, с которым имело бы смысл заговорить. Я все надеялся, что вот-вот из какого-нибудь переулка раздастся знакомый свист. Но никто мне не свистнул. Ни в этот день, ни на следующий.

Но так быстро я сдаваться не собирался. В воскресенье мне все-таки повезло. Фонарь в начале Шлагетерштрассе стал мне уже родным. Я приезжал сюда как на работу.

В какой-то момент я увидел на противоположной стороне улицы Макса в компании двух парней. Они как раз протиснулись по очереди через узкую дверь какой-то кондитерской и вышли наружу. По обе стороны от входа были выставлены черные щиты со списком новинок дня. Все трое держали в руках по пакетику. Я свистнул. Реакция была моментальной – они тут же повернули головы в мою сторону, на лицах мелькнула настороженная подозрительность и сразу улетучилась, лица разгладились. Макс щелкнул пальцами и перешел через улицу.

– Харро! Все путем?

– Хотел и вас спросить о том же.

Макс кивнул.

– Пойдем к кинотеатру. Плюшку хочешь?

Он протянул мне свой пакетик. Внутри лежало что-то круглое, утыканное изюмом. Похоже, ватрушка. Я отщипнул кусочек. Спутники Макса, оставшиеся на той стороне, скрылись в каком-то доме.

Под аркой, ведущей к кинотеатру, жалобно пел ветер. Кроме нас тут не было никого.

– Докладываю обстановку, – сказал Макс и запустил руку в пакетик. – Я почти со всеми переговорил. Никого не загребли. Но одна проблема все-таки есть.

– И в чем эта проблема?

– В слове «почти». Зеебургские куда-то подевались – их как корова языком слизнула. Всю неделю пытался их отыскать. Без результата.

Он сунул в рот кусок ватрушки и снова протянул мне пакет.

– А они в парке-то были? – спросил я.

Как ни старался, я не мог вспомнить, что видел их там. Макс выпятил нижнюю губу и побарабанил пальцами по пакету.

– Хороший вопрос. Очень хороший вопрос. Вот черт. Не знаю.

– Ну, значит, их там не было. Раз ты не помнишь и я не помню, то их точно не было с нами. Такую приметную компанию, как верзила Гарри и его близнецы, трудно не заметить.

Макс задумчиво покачал головой.

– Наверное, ты прав, – сказал он. – Это было бы в их духе. Попробую все-таки разобраться.

Еще с полчаса мы болтали о том о сем, и я уже собрался отправляться восвояси, как тут нежданно-негаданно появилась Кетэ. Она возникла под аркой, словно волшебное существо из волшебного леса. И уж совершенным волшебством показалось мне то, что она подошла, взяла меня под руку и чмокнула в щеку на глазах у Макса.

25

Колеса моего велосипеда, казалось, парили над землей, когда я летел из Линденау обратно в Конневиц. Кетэ поставила все на свои места. Прямо и ясно. Я чувствовал себя как ныряльщик, который невероятным усилием воли задерживает воздух, чтобы насладиться подводными красотами, а потом выныривает и видит – этот мир тоже прекрасен. Мне хотелось кричать на весь свет: «У меня есть подруга!»

Чуть позже к этому ликованию присоседились разные мысли. Как же получилось, что Кетэ так легко потеснила Жозефину? Выходит, чувство влюбленности существует само по себе и не соотносится с каким-то конкретным человеком? Неужели действительно не так уж важно, кто становится предметом твоей влюбленности? Все это выглядело крайне странным. Я совершенно запутался. Я просто чувствовал то, что чувствовал.

К кому мне было пойти со своими вопросами? К родителям? К Фридриху? К маме Эдгара? Или все же к друзьям? Кто из них разбирался в таких делах? С отцом Эдгара я так пока и не познакомился, хотя две ночи провел у них в квартире.

Мир взрослых казался мне сейчас совершенно далеким, и это тогда, когда я сам уже почти стал взрослым. Я помнил, как в детстве мечтал поскорее вырасти. Теперь же я видел во взрослых тех, кто посягает на чужую свободу. Принадлежать к их числу мне не хотелось.

Обстановка у меня дома ничуть не разрядилась – общение свелось к нулю. У меня сложилось впечатление, что и родители практически перестали разговаривать друг с другом. Мне надоело прятаться от трудных разговоров, и я решил хотя бы один такой разговор скинуть с плеч. При первом же случае, во время нашей очередной встречи у церкви, я попытался поговорить с Жозефиной с чудовищной прямотой.

– Мы можем поговорить? Недолго. С глазу на глаз, – спросил я и увидел, как на какую-то долю секунды, ее голубые глаза посерели.

– Сейчас вернусь, – сказала она, обращаясь к Питу, с которым только что беседовала, прислонясь к стене.

Мы отошли на несколько шагов. Я остановился. Жозефина повернулась ко мне и вскинула голову.

– Ну так что? – спросила она.

Трава под моими ногами была такой же мягкой, как при нашей первой встрече.

– Я теперь вместе с Кетэ. Кетэ из Линденау.

– И что из этого?

– Я полагал, что ты должна знать об этом. Мы ведь никогда… – Поток слов иссяк. Я беспомощно пожал плечами.

– Ты хочешь сказать, что мы