Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг

городской знаменитости. Воспользовавшись тем, что народ отхлынул в сторону, мы стали оглядывать Петерсштрассе. И тут раздался звонкий высокий голос, который невозможно было перепутать ни с каким другим. Макс.

– Эй вы! Глаза раскройте! Сюда!

По диагонали от нас, под аркой Медлеровского пассажа между Рыночной площадью и «Капитолием», мы увидели невероятную картину. Человек тридцать наших собралось под аркой: кто-то стоял, скрестив руки на груди, ближе к улице; другие, руки в карманах, стояли группками чуть дальше. Все они были одеты приблизительно так же, как мы: лыжные куртки или короткие пальто, лыжные брюки, походные башмаки. У многих были повязаны красные платки. Кое-кто курил. Не меньше одной пятой составляли девочки. Макс занял позицию на передней линии, по центру, как дирижер Абендрот перед Лейпцигским оркестром Гевандхауза[67].

– Молодцы! – радостно встретил он нас и расплылся в улыбке. – Не хватает теперь только зеебургских[68]. Обычное дело: кому ближе всех идти, тот всегда опаздывает.

Начался обмен рукопожатиями, хлопанье по плечам, посыпались имена – знакомство состоялось. Кетэ с самого начала пристроилась ко мне и не отступала от меня ни на шаг. Жозефина весело болтала с Хильмой где-то в стороне. Я не мог видеть ее реакцию на то, что Кетэ так основательно взяла меня в оборот. Может быть, она почувствовала себя задетой. Во всяком случае, я надеялся на это. И в то же время мне совершенно не хотелось, чтобы она сердилась. Я сам запутался. Все было крайне странным.

Вскоре прибыло пополнение – три парня, двое из которых были похожи друг на друга, как братья-близнецы. Третий же выглядел настоящим великаном – таких здоровяков я в жизни не видел. Казалось, что его одежда сейчас треснет по швам от распирающего ее массивного тела. Он был раза в два больше, чем я, безо всякого преувеличения. При том что, по моим представлениям, я был не самым тщедушным.

– Да, Гарри солидно набрал, – сказал Макс.

В первую секунду я даже подумал, что Макс имеет в виду его вес, и мне стало смешно. Гарри пожал Максу руку и хмуро зыркнул по сторонам, как будто ему было неприятно, что его называют по имени в публичном месте.

– Сам знаешь, какое у нас положение, – сказал он и подышал на кулаки, чтобы согреться.

Он зашел под арку и оглядел собравшихся. Близнецы, то ли настоящие, то ли нет, молча кивнули в знак приветствия и пошли за ним.

– Что это было? – спросил я, обращаясь к Максу. Тот махнул рукой.

– Зеебургские – народ причудливый, – ответил он. – Любят изображать из себя подпольщиков. Всё мечтают построить широкую сеть. – Макс усмехнулся и скрестил руки на груди. – Хотя мне кажется, нас и так уже немало – вон сколько собралось, вполне представительная группа.

– Может быть, ему как раз это и не нравится – уж слишком мы на вид представительные! – сказал я. Кетэ и Макс рассмеялись.

Некоторое время мы стояли и болтали. Макс рассказал о новостях из Испании, о том, что франкисты безуспешно пытаются взять Мадрид и что борьба уже получила международный размах, особенно в плане поддержки испанского освободительного движения. Подошел Рихард, решивший присоединиться к своему старому приятелю, а вместе с ним и Генрих с Жозефиной. Я почувствовал себя как-то не в своей тарелке. Оказавшись между Кетэ и Жозефиной, я не мог держаться свободно и раскованно. Слишком много еще оставалось непроясненного. К счастью, Макс громко хлопнул в ладоши, так что звук отозвался под аркой эхом, и сказал:

– Так, друзья, думаю, все наговорились всласть! Предлагаю разогреться. Как насчет того, чтобы пойти в Шиллер-парк и устроить там снежную битву?

Мы тронулись в путь. Сначала все шли медленно, потом ускорились. В парке, между Россплац и Шиллерштрассе, колонна рассыпалась с веселыми криками – как будто детский сад вышел на прогулку. Старый длинноволосый Фридрих смотрел на нас пустыми глазами с высоты своего мраморного постамента[69]. Кажется, это он когда-то сказал: «Бывали времена и лучше, чем теперь»[70]. Подходит к нашим временам. Но сейчас мне не хотелось об этом думать.

Мы все перемешались, как салат в миске, и кое-как разбились на две более или менее равные группы, расположившись друг против друга на большом лугу. И началось лихое жаркое сражение.

Снежки летали туда-сюда, попадая в руки, животы, ноги, а то и прямо в лицо. Один такой увесистый снаряд угодил Максу чуть ли не в глаз, и у него тут же образовался темный синяк. Макс рассмеялся и даже не думал выяснять, кто поставил ему фонарь.

Я более или менее успешно уворачивался от обстрела, но сам в основном мазал. В отличие от Кетэ, которая, как сердитая назойливая оса, жалила противника, пуляя без остановки и метко попадая в цель. Справа, возле дерева, я заметил Генриха, который пришел на подмогу Эдгару, ставшему мишенью для одного из бойцов противоположного лагеря. Тот держал на согнутой левой руке, как запеленутого младенца, целую партию приготовленных снежков, которые запускал в моих товарищей.

И тут со стороны Шиллерштрассе раздался рев патрульных машин. Длинные темно-зеленые автомобили марки «Хорхь» с открытыми рядами сидений. Этого следовало ожидать. В принципе. Но при виде выпрыгивающих на ходу мрачных личностей в форме я как будто оцепенел. Остальные же бросились врассыпную, как стайка золотых рыбок в аквариуме, в который кто-то бросил здоровенный камень. Первый полицейский был уже пугающе близко.

– Не стой! Бежим! – прокричала Кетэ мне прямо в ухо и потянула меня за куртку.

Я вышел из оцепенения и рванул с места. Только добежав до здания Центрального рынка за Россплац, я огляделся. Как неудачно, что сегодня воскресенье и рынок закрыт. А то можно было бы попробовать затеряться среди прилавков в толпе покупателей. За мной неслась по тротуару Кетэ, изо рта у нее шел пар. Три-четыре полицейских, придерживавших руками свои каски, чтобы они не слетели на бегу, уже буквально наступали ей на пятки.

На Брюдерштрассе я бросил взгляд влево. По параллельной улице неслись линденауские. Надо проскочить перекресток и нырнуть в переулок. Вдалеке раздались хлопки. Неужели стреляют?

Я оглянулся. Кетэ бойко перебирала своими маленькими ножками, хотя на лице ее читалась паника. Из преследователей остался только один, но и этого одного было достаточно. Одно дело – стычка с гитлерюгендовцами, другое дело – прямое столкновение с представителями власти. Я понимал, что подобного столкновения любой ценой нужно избежать. При том было ясно: эта гонка рано или поздно закончится нашим поражением. Тем более что наверняка здесь скоро будет все кишмя кишеть полицейскими.

Я свернул направо.

По Петерштайнвег неслись отдельные