Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг

Я почувствовал, как кровь прилила у меня к лицу, и снова кивнул. Жозефина поднялась и оправила платье.

– Скажу тебе по секрету, – сказала она, подойдя вплотную ко мне, – это очень мило, что тебя беспокоят такие вопросы. – Она постучала пальцем по моей груди, там, где сердце. – Хороший ты парень, Харро.

Когда мне представился случай поговорить об этом с Кетэ, то выяснилось, что она сама уже давно со всем разобралась. Она успокаивающе кивнула, когда я завел разговор на эту тему. Я так до конца и не понял всю эту таинственную хитрую методу высчитывания, но Кетэ дала мне понять, что она с этим справится.

– Эльзе заставляет меня строго следить за этим, – сказала она. Эльзе была старшей сестрой Кетэ. – Но мне, честно говоря, это изрядно надоело. Я уже не маленькая. – Она посмотрела на меня и крепко сжала мои руки. – Все под контролем, Харро.

В последние выходные апреля, почти сразу после дня рождения Гитлера, которому исполнилось сорок восемь лет, мы наконец отправились в путь. Весь город утопал в знаменах. За несколько дней до того Хильма спросила меня, не хочу ли я на выходных пойти с ней расклеивать по городу облатки[73] – от брата ей достался целый конверт таких круглых наклеек с эмблемой «Союзной молодежи». Похоже, этой бурной деятельностью она хотела отвлечь себя от Генриха.

– Не, не могу, – сказал я. – Мы с Кетэ едем в Дюбеновскую рощу.

Хильма расплылась в улыбке. Ее лицо не выражало ни зависти, ни грусти. От такой бессловесной поддержки я почувствовал себя совершенно счастливым. Именно это мне и было нужно сейчас.

На северной окраине города, там, где начинается дорога в Бад-Дюбинген, Кетэ слезла с велосипеда.

– Нам еще ехать и ехать, – сказал я.

– Знаю. Но мне хочется ненадолго остановиться. И насладиться этой красотой. Зима была такой долгой!

Кетэ была права. Тут всем распоряжалась одна весна, которая смела все мрачные, удручающие картины города с его бесчисленными униформами и черно-бело-красной раскраской. Поля переливались желтым рапсом.

Кетэ прислонила свой велосипед к дереву и достала из корзинки старательно упакованную миску с двумя ложками.

– Пикник! – пропела она и помахала, как веером, ложками.

Я огляделся в поисках местечка, где мы могли бы устроиться, но Кетэ, недолго думая, пошагала вперед по высокой траве и в какой-то момент опустилась на землю. Я последовал ее примеру.

– Подержи-ка, – сказала она, протягивая мне ложки. В миске оказался манный пудинг с изюмом, посыпанный корицей. Кетэ отложила крышку в сторону.

Мы по очереди запускали свои ложки в миску. Пудинг был фантастическим. Но все же я толком не ощущал его вкуса. Губы напротив, с аппетитом поглощавшие сладкую кашу, отвлекали меня. На Кетэ была надета та же кофточка, что была у нее в день нашей первой встречи. По торжественным случаям многие члены Союза немецких девушек носили такой наряд.

Но все равно по Кетэ было видно, что она к этому союзу не имеет никакого отношения. Достаточно было посмотреть на ее прическу – она специально стриглась очень коротко. Лично мне такой совсем не женский фасон очень даже нравился, потому что я мог спокойно любоваться ее шеей и изучить каждый сантиметр. Малейший поворот головы, открывавший манящую полоску за ушком, заставлял меня трепетать.

– Мне нужно тебя все-таки представить родителям, – сказала она, выскребая из миски последние остатки пудинга. – А то мама уже задает мне всякие вопросы. Хорошо, что Эльзе меня прикрывает. На этих выходных. Но только один этот раз, больше ни за что не будет. Так она говорит.

Я кивнул.

– Обязательно устроим знакомство. Я тебя тоже своим представлю. Но только мне еще нужно кое с чем разобраться. Дома.

– Я знаю, – сказала Кетэ и подковырнула землю носком туфли. – Я знаю.

Мы поехали дальше. Поля и луга перемежались мелкими поселками. Дорога была длинной, но приятной. Мимо проносились выгоны для лошадей, пастбища, на которых гуляли коровы, а в одном месте мы увидели даже несколько косуль, высунувшихся из еловой рощи. Большую часть пути мы ехали молча, крутили педали, подставив лица весеннему ветру.

За Бад-Дюбингеном я переоделся, сменив походную одежду на отцовский двубортный костюм. Мысль о том, что нам в гостинице могут дать от ворот поворот как несовершеннолетним, все это время сидела у меня в голове с наглой ухмылкой. Костюм нас выручит, говорил я себе.

Дурхвена оказалась совсем крошечной. Несколько десятков домов и дворов притиснулись друг к другу и выглядели игрушечными. На последних метрах я почувствовал слабость в коленках. Вытянутое здание постоялого двора укрылось в безмолвной тишине за церковью. Я слез с велосипеда, отряхнулся и разгладил брюки. Меня охватило волнение. Я несколько раз вдохнул и выдохнул, чтобы справиться с подступившей тошнотой. Я покосился на Кетэ. Предвечернее солнце залило ее голову светом, так что я не видел ее лица. Золотистые лучи, расходившиеся от нее во все стороны, были похожи на длинные развевающиеся волосы.

– Мы приехали? – спросило волшебное светящееся существо.

Эдгар, который заранее выспросил все как следует у своего отца, снабдил меня точными инструкциями.

– Приехали.

– Тогда заходим? Или что?

Я кивнул.

Велосипеды мы пристроили возле деревянного забора, состоявшего из частых крестиков. На лицевой стороне фахверкового здания имелось два незанавешенных окошка, через которые можно было разглядеть общий зал. Он выглядел пустым. Ручку на дверях возле окошек заело. Я помог себе ногой, и дверь вдруг распахнулась с коротким визгом – так взвизгивает кошка, если ей случайно наступить на хвост.

В дальнем углу, который был не виден с улицы, сидели несколько мужчин, игравших в карты. Они посмотрели на нас с любопытством, но потом снова вернулись к игре, не обращая на нас больше ни малейшего внимания.

Мы пошли налево, к стойке. Зал оказался гораздо более вместительным, чем это могло показаться снаружи. В воздухе стоял типичный запах таких заведений – пахло луком, пивом, застоявшимся табаком и дровами. Мне страшно захотелось съесть красной капусты с клёцками.

Вместо звонка на стойке нашелся медный колокольчик. Кетэ протянула руку. Я тоже. Мы рассмеялись, когда наши руки встретились на полдороге.

– Только после вас, – сказал я.

Кетэ вскинула подбородок и взмахнула рукой с колокольчиком, как заправский дирижер. В ту же секунду из помещения за баром выскочила женщина.

– Я тут, красавчики мои! Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер, – пробормотал я, несколько огорошенный таким ее скорым появлением. Кетэ элегантным движением, насколько это позволяла ситуация, водворила «дирижерскую палочку» на место. Женщина, стоявшая перед нами, была такого высоченного роста, что край ее фартука практически касался