Миледи Ладлоу - Элизабет Гаскелл

Миледи позвонила, чтобы ему принесли стакан воды. Вид у нее был чрезвычайно огорченный.

– Мистер Грей, – молвила она, – вы нездоровы, и оттого в детских провинностях вам мерещится вселенское зло. Мы все склонны к преувеличениям, когда нам нездоровится. Мне говорят, что вы развиваете свою деятельность во всех мыслимых направлениях разом: вы совсем не щадите себя и вследствие этого считаете всех нас хуже, чем мы есть. – И миледи снисходительно улыбнулась ему.

Он пытался отдышаться, все еще красный от натуги. Теперь, когда они говорили с глазу на глаз, миледи, я уверена, забыла свои обиды, тем более что о его поступках она знала с чужих слов. Да и чье сердце не смягчилось бы при виде этого молодого, почти отроческого лица, омраченного заботой и скорбью!

– Ах, миледи, что мне делать? – едва переведя дух, спросил он с таким смирением в голосе, что никому, кто видел и слышал его в ту минуту, не пришло бы в голову назвать его самонадеянным. – Зло этого мира сильнее меня. Я жалок в своих потугах совладать с ним. Все напрасно. Не далее как сегодня… – От волнения на него напал новый приступ кашля, и он не смог договорить.

– Дорогой мой мистер Грей, – сказала миледи (еще накануне я не поверила бы, что у нее найдется для него ласковое слово), – послушайтесь совета старой женщины и подумайте прежде о себе! Оставьте на время дела и займитесь своим здоровьем: отдохните, покажитесь доктору… впрочем, об этом я позабочусь… и когда вновь окрепнете, вы сами убедитесь, что сильно преувеличили всевластие зла.

– Нет, миледи, мне теперь не до отдыха. Зло и пороки не пригрезились мне, они существуют и множатся, и это тяжким бременем лежит на моих плечах. А у меня нет даже места, где я мог бы собирать детей и учить их всему тому, без чего им не обрести спасения. Комнаты в моем доме слишком тесны, как ни стараюсь я приспособить их для занятий. Я пытался взять в аренду участок земли, чтобы на свои средства выстроить школу – у меня есть собственные деньги. Однако, по указанию вашей светлости, в дело вмешался ваш поверенный; он ссылается на какое-то старинное феодальное право, согласно которому всякое строительство на арендованной земле невозможно без санкции владелицы поместья. Закон, вероятно, на вашей стороне, но поступать таким образом бесчеловечно… то есть было бы жестоко и бесчеловечно, если бы ваша светлость знали – уверен, что не знаете! – о нравственном и духовном состоянии моих несчастных прихожан. В отчаянии я обращаюсь к вам с вопросом, как же мне быть. Отдохнуть! Мне не до отдыха, когда дети, которых я, наверное, еще мог бы спасти, гибнут в невежестве, нечестивости, богохульстве и жестокосердии. Всем в деревне известно, что ваша светлость возражает против любых моих планов. Если вы считаете их ошибочными, глупыми, никчемными… – прежде я изучал богословие, жил в колледже и водил знакомство с людьми богобоязненными, пока не приехал сюда; возможно, я по своей наивности превратно сужу о неведомой мне греховной природе человека… – так расскажите мне о лучших планах, укажите лучший путь для достижения моей цели, но не просите меня отдохнуть, покуда Сатана надвигается со всех сторон и похищает у меня души!

– Мистер Грей, – сказала миледи, – в ваших словах, вероятно, есть доля истины. Я готова это признать, хоть и думаю, что в своем болезненном возбуждении вы все преувеличиваете. Я действительно вижу опасность в образовании для всех без разбору и сужу об этом не понаслышке, а по опыту собственной, довольно долгой жизни. Образование мешает низшим классам исполнять простые обязанности, возложенные на них по воле Божией, и подчиняться власти вышестоящих, мешает смиренно довольствоваться судьбой, назначенной им Богом, твердо знать свое место и с почтением взирать на людей, которые во всем превосходят их. Таково мое убеждение, и я никогда не скрывала его от вас, открыто выражая несогласие с некоторыми вашими идеями. Представьте же мое огорчение, когда я узнала, что вы арендовали у фермера Хейла свыше руда[74] земли и приступили к закладке фундамента под школу. Все это вы сделали без моего разрешения, каковое обязаны были испросить у меня если не по закону, как у владелицы арендованной Хейлом земли, то хотя бы из вежливости. Я положила конец вашим действиям, полагая их вредными для деревни, о благе которой я пекусь, поверьте, не меньше, если не больше, чем вы. Скажите на милость, каким образом чтение, письмо и таблица умножения (если вы намерены зайти так далеко) воспрепятствуют нечестивости, богохульству и жестокосердию? Право же, мистер Грей!.. Только принимая во внимание ваше нездоровье, я высказываю свое мнение не так резко, как высказала бы в другое время. Коротко говоря, книги тут не помогут; все дело в добром нраве, а нрав воспитывают не книги.

– Не нрав их меня заботит, но душа! Мне нужно как-то повлиять на этих детей, иначе… что будет с ними на том свете? Однако они не станут слушать меня, пока не призна́ют за мной право наставлять их – право, идущее от неведомой, непонятной им власти. В своем нынешнем качестве они признаю́т лишь физическую силу, иного авторитета для них не существует, а я не могу похвастаться силой.

– Полно, мистер Грей, не вы ли говорили, что высший авторитет они видят во мне?

– Конечно, они не сделают ничего, что могло бы навлечь на них неудовольствие вашей светлости, – когда есть опасность, что вам сообщат об их проступке. Но втайне от вас они это сделают, хоть и знают, что вы порицаете подобное поведение. Само по себе ваше мнение не остановит их.

– Мистер Грей, – сказала миледи с удивлением, в котором явственно слышалась негодующая нота, – они живут на землях Хэнбери, где жили их отцы и деды!

– Увы, мадам, я говорю вам правду, верите вы мне или нет.

В разговоре возникла пауза. У миледи вид был обескураженный и сердитый, у мистера Грея – вид человека отчаявшегося, уставшего бороться.

– Как я понимаю, мадам, – наконец произнес он, вставая, – вы ничего не можете предложить мне для улучшения того порядка вещей, который, по моему убеждению, воцарился в ваших владениях и между вашими арендаторами. Надеюсь, вы не станете возражать, если я раз в неделю, в день седьмой, буду использовать в своих целях большой амбар фермера Хейла? Фермер согласен, но ему