Саратон, или Ошибка выжившей - Светлана Стичева

и так было комфортно даже в самые лютые морозы, когда оконные стёкла покрывались коркой непрозрачного льда, и казалось, что ты внутри защитного кокона, прочного и надёжного, что несётся, рассекая осколки пурги навстречу весне. В такие минуты я наполнялась благодарностью к этому дому и его хозяевам, что приняли меня и позволили разделить с ними мир и покой домашнего очага.

И впервые за долгое время, кажется, с начала студенчества (за исключением поездок на каникулы в Тушинск), я ела вкусно и досыта. Так Анна Ивановна кормила своих мужчин, ухитряясь даже в тяжёлые годы дефицита продуктов выставлять на стол блюда с горками золотистых пирожков со всяческими начинками: картофельными, капустными, ливерными, и полюбившимися мне калиново-яблочными. Пирожки мы с ней приноровились стряпать в четыре руки. Я гордилась тем, что легко учусь премудростям экономной кулинарии: тридцать три блюда из свёклы и ревеня, пельмени с тыквой и король зимней трапезы – холодец, любимое блюдо свёкра Сергея Валерьевича. Задумчивый и мягкий, как его кресло возле торшера с оранжевым абажуром, свёкр медленно ходил по квартире в неизменном домашнем растянутом свитере и таких же фланелевых брюках. Он был поглощён своей научной работой, всегда сосредоточен вглубь себя, и меня замечал редко. Проходя по коридору, рассеянно кивал головой «доброе утро», за совместным вечерним ужином спрашивал «как дела на работе», и, не дослушав, отгораживался газетой, но по выходным, включаясь в общехозяйственные дела, мог отметить, какая хорошая у них появилась помощница. Оживлялся он, словно стряхивая с себя не берущийся интеграл, в те минуты, когда собирался на лыжную прогулку зимой или на велосипедную летом. Агеевы дружили со спортом: первым их подарком на мой день рождения стал сверкающий металлическим корпусом складной велосипед «Кама». Я была тронута. О таком велике я мечтала в детстве, но даже в Тушинске их было не достать, поэтому дети гоняли на «Школьнике», «Орлёнке», или женской модели «Орлёнка» – «Ласточке».

– Мы сможем хранить его на лоджии. Он тяжеловатый, но зато складной. А то в гараже уже не хватает места, – свекровь с довольным видом тщательно натирала тряпочкой блестящий велосипедный звонок, – и я смогу его брать иногда, до рынка доехать, или ещё куда по делам. А то в гараже и так всё заставлено, четвёртый велосипед приткнуть будет некуда. Серёжа, кстати, надо всё-таки передвинуть в угол верстак!

– Не боись, лыжи дарить не будем, – шутил Саша, подкачивая колёса, пока я регулировала высоту сиденья под одобрительным взглядом Сергея Валерьевича. Он стоял рядом, придерживая за руль свой солидный «Урал». У Саши был такой же, разве что поновее, у Анны Ивановны – подросткового вида неизвестной мне марки выходец из Чехословакии. По выходным, если позволяла погода, с мая до сентября, мы отправлялись в ближайший лесок, и не ища лёгких маршрутов, по пригоркам, по буеракам, добирались до какой-нибудь симпатичной полянки, где расстилали старенькое покрывало и устраивали пикник: бутерброды с салом, овощи и пироги. Саша доставал из рюкзака двухлитровый термос с чаем, а Сергей Валерьевич – пакет с отварной картошкой, и мы располагались на солнышке, приготовив ветки, сорванные по дороге, чтобы отмахиваться от насекомых. Комары и мошки в Сибири злобствуют повсеместно, а уж на природе от них особо не помогают ни разведённый в воде ванилин, ни ядовитые репелленты, от которых свербит в глазах и носу. Но сибирское лето короткое, поэтому радоваться его погожим денькам приучаешься, несмотря на досадные мелочи в виде гнуса и липкой, в отличие от сухой азиатской, жары. Я даже не предполагала, что мне, выходцу из местности, где летом температура нередко поднималась до сорока и даже выше градусов, будет так тяжело переносить тяжёлую душную жару резко континентального климата, где ещё и атмосферное давление равнинной местности больше, чем было в высокогорье Средней Азии.

После перекуса Анна Ивановна начинала рассказывать о всяких повседневных событиях, например, как у соседки снизу окотились сразу обе её кошки, и она ходит по вечерам с сумкой с котятами по окрестным дворам, пятерых уже раздала. Саша подхватывал разговор историей про то, как он ловко сменял пять литров рапсового масла из выданной в их отделе накануне гуманитарной помощи – «на нём ведь даже картошку не пожарить, она просто варится и зеленеет» – на три литра подсолнечного у одного художника, которому рапсовым нравится разводить краски. А свёкр добавлял, что «ладно масло, в соседнем НИИ выдавали зарплату длинношеими курами в перьях, я клянусь, вот как есть неощипанными», и все дружно смеялись, потому, что Агеевы были, в общем-то, дружной семьёй.

Зимой они так же выбирались на лыжах, три пары которых терпеливо ждали своего часа в углу лоджии, с той лишь разницей, что пикник на снегу не устраивали, после пробежки направлялись домой, где наготове были и бутерброды с салом, и пироги, и чай. Несмотря на усилия универовского физрука – «Пискина, руками, руками работай, ноги сгибай, пять километров на зачёт ты у меня пробежишь!» – лыжи я так и не освоила, и поэтому во время лыжных семейных забегов наслаждалась минутами тишины в тёплой светлой квартире, устроившись с книжкой в мягком кресле Сергея Валерьевича: в руке пирожок, на деревянном подлокотнике – чай с вареньем. И мне уже казалось, что я здесь полноправный жилец, а не кукушонок в чужом гнезде, но тут в квартире появлялись хрустящие с мороза Агеевы, и я суетливо вскакивала с кресла и бежала на кухню, принимаясь нарочито звенеть чашками и загадывать, чтобы сегодня Саша уснул пораньше, набегавшись. Нет, временами он был весёлый и добрый, и даже смешил меня своими простецкими шутками-прибаутками, и я ловила себя на мысли, что ещё немного – и стерпится. Обязательно стерпится. И не так уж часто он находится дома, а у нас такая большая отдельная комната, где на стене мелодично тикают старомодные ходики с маятником, и по утрам всегда вкусный завтрак, и вообще, главное – это семья: тепло, любовь, защита. Всё то, без чего я не представляла смысла жизни.

В семью хорошо возвращаться с работы, зная, что дома тебя ждут растоптанные плюшевые тапочки, мягкий махровый халат, горячий ужин, и чистая ванная комната, где можно понежиться в одиночку, а не под вынужденными взглядами соседок по несчастью – посетительниц общаговского душа. Этот душ вызывал во мне особое содрогание: наступившая повсеместно хозяйственная разруха сказалась на нём весьма плачевно. Душ находился в подвале общежития. В тёмном коридоре без окон справа была дверь в женское отделение, слева – в мужское. Выходя после душа с наверченным на мокрых волосах полотенцем