Это снова ты - Алекс Хилл

это? Будь я твоим старшим братом, сам бы себе голову оторвал, лишь бы ты подальше держалась. Это не то, чего я тебе желаю. И пусть лучше в твоих глазах я останусь слабаком, который испугался попробовать, чем тем, кто испортил несколько лет твоей жизни, а может, и всю жизнь – это еще страшнее.

Обессиленно обмякаю, подавшись вперед. Сползаю чуть ниже и укладываю голову на плечо Димы. Романтическая надежда борется с ледяным рассудком, но никто из них не может победить. Это выбор без выбора. Помощь без действий. Вера без надежды.

– Я поняла.

– Честно?

– Да.

– Уверена? Ксю, это не тот случай, когда слова «Держись от меня подальше» означают «Удержи меня». Я с тобой не заигрываю.

– Ну ты уж совсем за дуру меня не держи. Я же сказала, что слезаю с твоей шеи. И я справлюсь со своими чувствами и переживаниями самостоятельно, а ты постарайся справиться со своими.

– Хорошо.

Хочется уточнить, обещание ли это, но я молчу. Дима обнимает меня так бережно, что в груди звенят хрустальные колокольчики, хрупкие и тонкие, но, сколько ни бей, они остаются целыми. Парадокс.

– Прости, что снова к тебе приставала. Моя слабость по отношению к тебе иногда выходит из-под контроля.

– Извинения отклонены.

– Почему?

– Мне слишком понравилось.

Прижимаюсь лбом к его ключице, вдыхая аромат кожи, и страдальчески мычу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ляпнуть очередную глупость, но это едва ли спасает.

– Ты чего там? – пьяно посмеивается Зимин.

– Уговариваю себя не предлагать тебе продолжить то, что мы начали.

– Тогда я буду уговаривать себя не соглашаться.

Крепко зажмуриваюсь и успокаиваю разбушевавшиеся чувства. Тянусь к яркой точке с четким желанием ухватить нужную мысль.

– Дим, я правда тебя понимаю, – заговариваю спокойно и взвешенно, насколько это вообще возможно в данной ситуации. – Ты заботился о других, и неудивительно, что устал. Удивительно лишь, как долго продержался. Жить чужими желаниями и ожиданиями отстойно, я хорошо это знаю. Так ты теряешь себя, перестаешь понимать, что думаешь на самом деле, да и чувствуешь тоже. Это сильно искажает восприятие реальности. Парень, с которым мы встречаемся… Я этого не хотела. Он не так плох, но… я не чувствую к нему того же, что он ко мне.

– Ты согласилась встречаться из-за того, что он похож на Мишу?

– Не уверена. Я уже не вижу этого сходства. Но даже если так, то сейчас я понимаю, какая это огромная ошибка. Вроде бы хотела как лучше, а в итоге… Любовь нельзя воссоздать, можно лишь притвориться на время. И это притворство медленно, но верно будет сжирать тебя изнутри.

– И что собираешься делать?

– Исправлять. Я хочу настоящую жизнь, а не искусственную.

Зимин молчит, и я поднимаю голову. Он гладит меня по щеке, слабо улыбаясь.

– Ты умница, Ксю. Все у тебя получится. – Это звучит как прощание, разводящее нас по разные стороны жизненных приоритетов, но я нахожу в себе силы улыбнуться Диме в ответ, сохраняя веру в то, что он когда-нибудь сможет прийти к похожим выводам. Другим путем, своим, когда будет готов.

– Спасибо, Дим.

– Всегда пожалуйста. Знаешь, мне теперь даже кажется, что день был не так уж и плох.

– Правда? Стало легче после признаний?

– Не совсем, но немного спокойнее. Если ты, конечно, не врешь мне о том, что все поняла и действительно…

– Я тебя отпущу, завтра, – произношу, игнорируя жгучую боль в груди. – Съеду, а после все будет как раньше.

– Завтра?

– Завтра.

– А что будем делать «сегодня»?

– Зимин, не искушай меня.

– Почему? Раз уж ты меня напоила и выпотрошила… до утра я весь твой. Проси что хочешь.

– Ты серьезно?

– Более чем. Давай. Я совсем не против.

Зарываюсь в свою шкатулку желаний, ныряю с головой. Здесь так много всего, что легко затеряться. А еще страшно ошибиться, ведь другого варианта попросить о сокровенном может и не представиться.

– Наш первый поцелуй. Хочу его вспомнить.

– Нужна рубашка.

Глава 12

Лунный обломок виднеется из окна спальни, теплый воздух сочится сквозь москитную сетку. Дима перебирает вешалки в шкафу, а я стою у кровати, едва ли не пританцовывая от радостного волнения, будто мне вот-вот вынесут именинный торт с малиной и зефирными цветами, какой я любила раньше. Сегодня был странный день, прозвучало много ошеломляющих и угнетающих слов, слетали пластыри, скрывающие не шрамы, а незажившие раны, но сейчас в этой темной комнате и уютной ночной тишине я нахожу крошечную точку опоры. Дима говорит, что он не волшебный, только это не так. Не для меня. Ему не нужно обладать магией, чтобы исполнять мои желания, ведь эта магия внутри меня самой. И, пока я сохраняю ее, пока еще способна верить и чувствовать, эти свет и тепло живы.

– Нашел, – говорит Дима и показывает белую рубашку. – Раздевайся.

– Ух ты, раскомандовался!

– Можем просто лечь спать.

– Да ни в жизнь!

Губы и щеки жжет от улыбки, стягиваю пижамные шорты, а после решительно снимаю и футболку. Волосы падают на обнаженные плечи, мурашки ползут по животу под внимательным взглядом Зимина. Вот Женька удивится, узнав, для кого я надела ее подарок.

– Нравятся?

– К глазам подходят.

– Думаешь о моих глазах, глядя на трусы?

– Я всегда вижу тебя целиком.

– Как голубь? – хихикаю я, ощутив приятное смущение. Такое воздушное, легкое, как щекотка от прикосновения крыльев бабочки. – Зрение на триста шестьдесят?

– Типа того, – весело отвечает Дима.

– И что теперь? Мне пробежаться? – переступаю с ноги на ногу, и Дима беззвучно смеется.

– Если хочешь.

Мотаю головой и протягиваю руки. Зимин подходит ближе и медленно надевает на меня рубашку задом наперед: ткань скользит по коже, мягко задевает чувствительную грудь.

– А теперь что? – с предвкушением спрашиваю я, приподнимая подбородок.

Дима убирает мои волосы со спины, нащупывает пуговицу с петелькой и наклоняется к лицу.

– Тогда я-я-я… – голос проседает из-за участившегося сердцебиения. – Я первая тебя поцеловала?

– Нет.

– Да ладно? Ты-ы-ы? Ты сам?

– Угу… – мычит Дима и едва ощутимо проводит губами по кончику моего носа, застегивая пуговицы.

– Почему?

– Хотел отвлечь, ведь в тот раз так спокойно ты не стояла. – Его дыхание щекочет кожу над верхней губой. – И сам увлекся.

Поцелуй нежный, как мягкое, тающее на языке мороженое, неспешный и осторожный. Глаза закрываются, руки тянутся к горячему телу. Дима оставляет в покое пуговицы и прижимает меня к себе, гладит спину, шею и обхватывает щеки.

– Не спеши. Тогда ты никуда не торопилась, – шепчет он.

– Хорошо, – отвечаю и сдаюсь ему полностью, позволяя вести.

Каждое касание продолжительнее предыдущего, темп