Дом разделенный - Перл С. Бак

– Ты ведь не красишь волосы, милый? Они всегда так сияют…

И Юань, сидевший в полном молчании, ощутил, как грудь теснит некая ярость, здоровое и правильное отвращение, переданное ему дедом и отцом, простое знание, что все в этой женщине – ее поведение, внешность, слова, – непотребно. Он ждал, что Шэн оттолкнет ее, пусть мягко и учтиво, но оттолкнет. Однако Шэн не стал этого делать. В самом деле, он не прикасался к ней, и не отвечал на ее ласковые слова подобными словами, и не протягивал руки навстречу ее рукам. Однако он принимал ее слова и ласки. Когда она будто невзначай накрывала его ладонь своей ладонью, Шэн не убирал ее и не отстранялся, как того хотелось Юаню. Когда она заглядывала ему в глаза, он не отводил взгляда и смотрел пусть с насмешкой, но принимая всю ее наглую откровенную лесть, и Юаню было невыносимо это видеть. Он сидел недвижно и мрачно, как истукан, делая вид, что ничего не видит и не слышит, пока Шэн наконец не поднялся, собираясь уходить. И даже тогда эта женщина схватила его руку обеими руками и стала уговаривать Шэна прийти на какой-то званый ужин, который она устраивает:

– Милый, я хочу тобою похвастаться… Твои стихи – это нечто… Ты сам – нечто… Обожаю Восток! И песни получились недурные, так ведь? Хочу, чтобы люди это услышали… Нет, народу соберется немного… Несколько поэтов да русская балерина… Милый, мне только что пришла идея! Она могла бы станцевать под нашу музыку! Что-нибудь восточное… Под твои стихи можно дивно танцевать… Давай попробуем!

Так она продолжала уговаривать Шэна, и тот наконец взял ее руки в свои, опустил их ей на колени и пообещал прийти, с явной неохотой, однако Юань видел, что неохота эта напускная.

Когда они наконец отделались от певицы, Юань перевел дух и с радостью подставил лицо солнцу. Братья молчали; Юань боялся обидеть Шэна своими рассуждениями, а Шэн был погружен в собственные раздумья, и на его губах играла легкая улыбка. Наконец Юань осторожно произнес, испытывая Шэна:

– Никогда не слышал, чтобы с языка женщины срывались такие слова. Я таких слов и не знаю толком. Она в самом деле так сильно тебя любит?

Шэн засмеялся и ответил:

– Эти слова ничего не значат. Она так говорит со всеми мужчинами – у некоторых женщин так заведено. А музыка получилась неплохая. Она поймала мое настроение.

Юань взглянул на Шэна и заметил на его лице выражение, о котором сам Шэн не догадывался. По его лицу было ясно, что ему понравились томные слова женщины и ее похвалы, и лесть, и то, какими стали казаться его стихи благодаря ее музыке. Увидев все это, Юань замолчал. Но себе он сказал, что путь Шэна – не его путь, жизнь Шэна – не его жизнь, и что выбранная им стезя лучше, хотя он и не понимал толком, что это за стезя, только знал, что она другая.

Вот как получилось, что Юань, хоть и провел в том городе немало дней и изучил все его достопримечательности, чтобы сделать приятно двоюродному брату, и поездил на подземных поездах, и погулял по главным улицам, все же убедился, что Шэн неправ, и далеко не вся жизнь заключена здесь. Его собственная жизнь была не здесь. Ему было одиноко. Все вокруг казалось ему чужим и непонятным.

В один особенно жаркий день, когда Шэн спал, разморенный зноем, Юань ушел гулять по городу один. Сделав несколько пересадок на общественном транспорте, он очутился в кварталах, о существовании которых и не догадывался. Юань ошалел от роскоши и красоты. Все здания были подобны дворцам, и местные жители принимали как данность, что у них вдоволь еды, питья и одежды, и что они ни в чем из этого не испытывают нужды, ибо все положено им по праву. Нужда у них была только в развлечениях и еще более тонких кушаньях и красивой одежде, чтобы не просто насыщать и прикрывать тело, но услаждать душу. Таковы были все жители этого города, или так показалось Юаню.

Но в тот же день он попал в другой город – город бедных. Он наткнулся на него случайно и вдруг очутился в самом его сердце. Так вот они где, бедные! Он сразу же их узнал. Хотя у одних лица были бледные и белые, а у других черные, как у дикарей, он их узнал. Он узнал их глаза, и грязь, запекшуюся на телах, и чумазые руки в струпьях, и громкие крики женщин и бесчисленных детей. В его памяти ожили другие бедные, оставшиеся очень далеко, в другом городе, но как они были похожи на этих! И Юань сказал себе: «Выходит, и этот город стоит на городе бедных!» Когда Ай Лан с друзьями в полночь выходили из увеселительных домов, на улицах их встречали именно такие бедняки.

Тогда Юань воскликнул про себя не без ликования: «Значит, и этот народ прячет своих нищих! В этом богатейшем городе есть тайное место, несколько улиц, где ютятся бедняки – такие же грязные и оборванные, как в любой другой стране!»

Он понял, что на сей раз действительно нашел то, чего нет в книгах. Он оторопело ходил среди этих людей, заглядывал в узкие темные каморки, пробирался через горы мусора на улицах, по которым бегали раздетые, истощенные дети. Поднимая голову и видя все новые и новые людские страдания, он думал: «Неважно, что они живут в высотных домах… Это все те же лачуги… Те же лачуги…»

С наступлением темноты он наконец поехал обратно и пошел по другим, прохладным и ярко освещенным улицам. Когда он вошел в комнату Шэна, тот уже не спал, а был бодр и собирался отправиться с друзьями на улицу театров, чтобы веселиться там до утра.

Увидев Юаня, он воскликнул:

– Где ты был, брат? Я уж испугался, не заблудился ли ты!

Юань медленно ответил:

– Я повидал ту жизнь, которой, как ты говоришь, нет в книгах… Выходит, и этот народ, при всем его богатстве и могуществе, не в состоянии оградить себя от бедняков.

И он немного рассказал им о том, где был и что видел.

Тогда один из друзей Шэна сказал, осмотрительно, как судья:

– Однажды мы, разумеется, решим проблему нищеты.

А другой подхватил:

– И разумеется, будь эти люди способны на большее, они имели