Тата - Валери Перрен

– Кроме того, был самый первый раз, – сообщает Луи.

– Первый раз?

– Первый раз, когда она пришла сюда, на стадион. На матч. И, можно сказать, «обвенчалась» с мячом… Ладно, пока.

Он исчезает в ночи. Есть ли душа у некоторых победных мячей?

47

Колетт впервые присутствовала на футбольном матче 7 октября 1956 года, во второй половине дня, в воскресенье. Погода была плохая, то и дело принимался дождь, бутсы скользили на мокрой траве поля. Зрителей собралось восемьсот двадцать человек, в том числе она, Блэз и маркиз. Колетт и Блэз учились в седьмом классе. Она слегка побаивалась идти, а может, не очень хотела, там ведь будут только мальчишки со своими отцами. Целые фратрии.

В Гёньоне футбол уже тогда главенствовал среди всех увлечений. Все о нем говорили, но этот мир не был для Колетт своим. Телевизоры имелись только у богатых, но все и всюду обсуждали, кто с каким счетом сыграл. Так же часто, как погоду.

Школьный двор постепенно, очень медленно, становился смешанным. Двор, но не классы. Мальчики и девочки составляли два не доверяющих друг другу лагеря. На перемене – когда было можно – и в стенах учебного заведения Колетт и Блэз не разговаривали.

Блэз умолял Колетт пойти с ним на стадион. Маркиз будет далеко от них, а в перерыве он купит ей содовую и орешки!

– Ты такого оранжада никогда не пробовала, выпьешь – навечно полюбишь футбол!

– Ты уверен, что девчонок туда пускают?

– В каком мире ты живешь, Колетт?

– Как мне одеться?

– Как для школы, но потеплее, на трибунах можно замерзнуть.

Отец с матерью согласились. Колетт с Блэзом всегда были рядом, делали вместе первые шаги. Она – в грубых башмаках, он – в красивых туфлях. Обычно, встречаясь с Колетт, он обувал детские охотничьи сапоги маркиза. Блэза удивляло, что его отец мог быть ребенком, он, всегда выглядящий взрослее остальных взрослых. В этих сапогах он испытывал странное чувство. Спрашивал себя: «Я стану таким же? Сухим и резким?» В конце дороги, отделявшей замок от фермы, Блэз и Колетт встречались каждый день. Блэз не видел, чтобы кто-то другой так тяжело работал. Он смотрел, как люди трудятся на земле, таскают тяжести, и время от времени втихаря помогал ей копать картошку или доить овец, чтобы осталось время для игр.

К шести годам Блэз научил ее плавать брассом в пруду у леса, потом – ездить на велосипеде, а Колетт помогала ему разводить головастиков в тазу и переносить их в ручей. Он стал узнавать губчатые грибы, белые и лисички, различать синиц и щеглов, чувствовать, как по-разному пахнут липа, бук и дуб. В седьмой день рождения Колетт положила на руки Блэзу ягненка, чтобы он почувствовал жар новорожденной чистоты. Малыш уснул, прижавшись к его груди, и мальчик уверял, что это был лучший праздник в его жизни. Колетт часто так делала, пока не погиб Робен Септамбр.

По утрам они вместе отправлялись в школу. С маркизой или на велосипедах. Сначала Колетт шла пешком, потом садилась в стоявшую на обочине машину, на заднее сиденье рядом с Блэзом. Позже к ним присоединился Жан.

Колетт и Блэз хорошо учились. Они поняли: если будут приносить нормальные отметки, их оставят в покое. Особенно Блэза. Колетт было проще, родители плевать хотели на ее дневник, но маркиз вряд ли разрешил бы сыну водиться с плохой ученицей. Такова была цена дружбы.

Блэз знал, что продолжит учебу в одном из прославленных высших учебных заведений Франции, чтобы в будущем стать важной особой. В какой области? Этого он не представлял.

Блэз очень рано открыл свой секрет Колетт. Секрет несчастья, которое растет в нем и может погубить, если родители и весь остальной свет узнают.

Колетт притворилась удивленной, хотя всегда догадывалась. Ей хотелось бы доверить другу какую-нибудь свою тайну, но у нее не было ни одной. Можно было бы придумать, но Блэз не заслуживал обмана.

Блэз ненавидел футбол, но в матчевые дни обожал напитки и сэндвичи, которые продавал игрок старше него на три года.

– Соглашайся, прошу, ты нужна мне! – молил он. – Отец на всех наводит страх, а мама и футбол…

В конце концов Колетт согласилась. Гёньон играл с Фонтенбло, принимая команду соперников на стадионе «Жан-Лавиль». Колетт ужасно удивилась, увидев на трибунах девочек, их матерей и даже целые семьи. Поле показалось ей огромным, оно больше пастбищ, где нагуливают вес овцы. Она задумалась, стали бы животные щипать эту траву или нет. Пахло едой. Странной смесью соленого со сладким, как на ярмарочном празднике, где запах мяса заглушал все остальные.

– Это сосиски… – объяснил Блэз.

В тот день он был в темно-синем пальто и новых туфлях, то и дело дышал на свои большие ладони, чтобы согреть их, и наклонялся, высматривая невидимый с их мест буфет. Блэз был похож на мать тонкостью черт, белокурыми волосами и глазами изумительного зеленого цвета. С отцом его роднил только огромный рост. Маркиз сидел в нескольких метрах от них, в окружении других мужчин, и улыбался. Колетт впервые видела его веселым.

Значит, вот что такое футбол! Он делает счастливыми суровых людей. На трибунах звучали песни и смех, повсюду царили радость и хорошее настроение. Толпа, собравшаяся на игру, покорила сердце девочки.

На поле вышли команды, болельщики приветственно заорали. Колетт впервые увидела ликующую толпу и так испугалась, что у нее даже пульс участился. Пока она щупала запястье, Блэз объяснил ей некоторые правила игры и главную задачу – забить как можно больше голов в ворота. Почти как на школьном дворе, только там не было ни стойки, ни сетки, и ребята бросали на землю свернутые в комок свитера, обозначая «рабочее место» вратаря. Забивать и ловить мяч, вот что требовалось, а зрители должны были подбадривать команды криками «Вперед!», как только кто-то завладевал мячом. Маркиз тоже кричал. Особенно громко. Единственное место, где мужчины не скрывают эмоций – стадион.

Первые двадцать минут у соперника гёньонцев было явное преимущество, вратарь вступил в игру только на двадцать первой минуте, а его визави пришлось отбить жестокие атаки на двенадцатой, тринадцатой и шестнадцатой минутах, и каждый раз трибуны ахали и облегченно вскрикивали. Кое-кто произносил бранные слова, хоть и не в полный голос. На стадионе ругаться запрещено… «Угловой!» Слово прозвучало несколько раз, Колетт задумалась, что это такое, но спросить не решилась. Блэз едва смотрел на игроков – он с трепетом ждал перерыва.

На тридцать третьей