Том 1. Усомнившийся Макар - Андрей Платонович Платонов

Затем в Воронеже и его окрестностях появились святые угодники – по существу, колонизаторы девственных равнин и охранители мира на торговых путях. Они из укрепленного военного поста создали коммерческую базу и вспомогательный ямщицкий поселок для транзитных операций среднерусских княжеств с юго-востоком.

Позднее через Воронеж шло несколько чумацких солевозных трактов, затем они заросли травой и самое направление их было забыто, а впоследствии – распаханы.

Вслед за последним угодником – Митрофанием Воронежским и Тихоном Задонским – явился Петр Первый, угодник европейской технической цивилизации. Митрофанию Петр был современником, и я в детстве видел золотую карету, хранимую монастырем, в которой царь и святой ездили вместе на воронежскую кораблестроительную верфь. В раннем же детстве я жил в Задонске и слышал от деда, через мать, что некогда в Задонск приезжал Достоевский – посмотреть на знаменитый монастырь, где жил Тихон Задонский, сокровище души Достоевского, как он сам об этом потом писал. Дед был золотых дел мастером, работал на монастырскую ризницу, издавна был связан с монастырем и, наверное, слух о посещении Задонска Достоевским имеет некоторые основания. Возможно, что Достоевский переписывался с настоятелем монастыря, чтобы получить сведения о жизни Тихона, когда думал о написании «Братьев Карамазовых». Черты Тихона Задонского, как известно, запечатлены Достоевским в старце Зосиме и отчасти в Алеше.

Петр Первый превратил Воронеж в русский Амстердам – выписал сюда гвардию голландских, английских и немецких инженеров и здесь же задумал прорыть канал на соединение Дона с Окой, начал его строить, но не закончил. Этот канал был отцом современного Волго-Дона, а город Воронеж послужил источником технических сил, опыта и снаряжения для Доно-Окского Водного Хода. Так что судостроительный, гидротехнический Воронеж является дедушкой Волго-Дона и будет со временем пользоваться трудами своего внука.

Петр, говорят, обездолил леса всего края на постройки верфей, шлюзов и кораблей. Петр знал толк в материалах и требовал, как истый первоклассный инженер, лес высшего качества даже для постройки вспомогательной лодки. После Петра леса начали вырождаться и в наши дни превратились в так называемые леса местного значения, т. е. мелкие полукустарниковые породы. Петр, стало быть, бессознательно сыграл роль родоначальника лесов местного значения.

Еще задолго до царской войны, несмотря на плодородие почвы, крестьянство Воронежской губернии и соседних с нею, начало быстро беднеть и поставлять отходников в города и в Донбасс. Сельское хозяйство области, в силу царской аграрной политики, зашло в тупик и требовало крупной социальной и технической реорганизации. Столыпин дал исход деревенской верхушке на хутора, а остальное крестьянство нашло себе выход в революции. Социально-производственная форма организации крестьянства теперь найдена – коллективы; в сущности – это коммуны 19–20 года, но без многих недостатков и преувеличений их. К сожалению, мне было невозможно близко поглядеть хоть один коллектив, но надо заочно считать, что от удачи этого опыта зависит спасение деревни и уничтожение того трагического положения, которое в деревне есть сейчас. Коллективы в деревнях нам сейчас дороже Днепростроя; неудачи коллективов заставят спасаться крестьянство в одиночку, т. е. толкнут его на кулацкий путь. В государственном содействии коллективному устройству крестьян страшно одно: чтобы это содействие не обратилось в обыкновенное буксование государственного колеса на бумажной подстилке. Уже есть Колхозцентр, кроме него, все местные и центральные органы тоже стараются влипнуть в колхозное строительство; здесь беда в том, что все хотят поруководиться, дать указания, проинструктировать, согласовать «темп колхозстроительства» с общим народохозяйственным планом губернии и прочая громкая чепуха. Между тем, главное руководство должно заключаться лишь в том, чтобы не мешать органическому влечению крестьян к устройству своей хозяйственной судьбы через коллективы. Всем же известно, что всякая такая «руководящая» работа больше проделывается для очистки бюрократической совести, а не из стремления к практическому социализму.

По прошлой своей работе в провинции, а также из теперешней поездки, я убедился, что деревне, кроме коллективов, нужны в первую очередь землеустройство, мелиорация и огнестойкое строительство. Агропомощь, по-моему, относится ко второй очереди, если понимать под агропомощью агротехнику, а не ту организационно-универсальную работу, какую ведет сейчас на деревне участковый агроном. Прочие агрономы, выше участкового, собственно заняты междуведомственным обслуживанием и к крестьянству не относятся.

Уже на платформе вокзала чувствовалось некое напряжение, явно сверхгубернского масштаба. Ничего еще не было видно, дома стояли прежние, площадь двух колосьев не давала трех, а люди уже авансом тратили свою энергию, надеясь на увеличение урожая от слияния четырех губерний в монолитное тело области. Ничего еще не было, а уж организационная сила была.

Губернско-областные чиновники расходились по домам на обед. Их страстные убежденные лица имели какую-то областную особенность, которую я сразу не мог заметить, живя в губгороде Москве. Заметил я эту особенность только вечером, когда областные работники шли на заседания: на их лицах были бакенбарды, – в этом и заключался областной придаток наружности; от таких личностей веяло каким-то пушкинским духом, но вместе с тем это придавало физиономии более санитарный вид и скрытую задумчивость.

Я купил местную газету, чтобы проверить – нет ли там лозунга о бакенбардах от губздравотдела и губоблсовета физкультуры; например, лозунги могли быть в таком стиле: «За советскую бакенбарду!», или с мотивировкой – «Опрятность наружности есть символ идеологической устойчивости: физкультурник, отпускай баки, будь впереди! За новую наружность, за нового человека!»

В газете лозунгов таких не было. Но были снимки зданий будущих облисполкома, облпрофсовета и прочих емких помещений. Я вгляделся в фотографии: может быть, в камнях есть областная архитектурная стройность, либо отпечатки ума и организационного уменья. Затем шли портреты туземно-областных вождей, карта области и заметка об арженской фабрике грубых сукон (в Тамбовской губернии), чтобы газета больше походила на областной орган и не страдала губернской ограниченностью. В хронике отмечалось выступление тов. Терентьева в споре с архиереем. Тов. Терентьева я помнил – это значительный и энергичный деятель, выполняющий в местном масштабе то, что Вольтер делал во всемирном, а т. Ярославский – во всесоюзном. В остальном содержании газета занималась всемирно-историческими вопросами, словно ей было мало той территории – больше Британского королевства, – превращению которой в социалистический кусок она призвана помогать. О бакенбардах не было упоминаний, следовательно, они были стихийными растениями на почве области, т. к. губернские работники бакенбард не носили, это я помню безошибочно, они, наоборот, брились до младенческого состояния щек. Но нынче, на пути к областному масштабу, бритье было усугублено устройством правильно спланированных бакенбард на