Помоги мне умереть - Наталия Лирон

Они ехали обратно, и нереальность происходящего обступала её со всех сторон, оклеивала тонкими прозрачными листами машинные стёкла, сквозь которые она теперь смотрела в мир – тот же город, те же дома и улицы, то же окружение и течение времени, только всё изменилось, стало сухим, выцветшим, будто вместо настоящей жизни с любящим мужем-архитектором и двумя весёлыми подростками ей подсунули фальшивку, которую она вынуждена жить, и уже ужасно устала и не знает, как выпростать руки из этой серой долгополой шинели – холодной и чужой.

«Марина, привет. Как твои и ваши дела? Я знаю, что вы сегодня были у Ани Снегирь. Каков прогноз?»

Она успела прочесть СМС-ку на светофоре.

«Да, новости расходятся быстро!»

Ещё через светофор: «Нам нужно поговорить».

И уже когда они подъезжала к дому, пришло последнее сообщение: «Аня – классный доктор, но есть варианты лучше. Позвони, как будет возможность». Теперь он обращался на «ты».

Глава 19

Израиль

Тель-Авив встретил их колючей жарой. Город плавился в толще прессованного зноя, и солнце беспощадно жарило древние мостовые, не обещая прохлады даже к вечеру.

Деньги нашлись.

Ввиду обстоятельств Марине выдали ещё один рабочий кредит, который (как она догадывалась) почти целиком шёл из кармана коммерческого директора, то есть Семёна, хотя по документам был проведён через компанию и содержал одно условие – работа по японскому проекту должна быть закончена. И если появятся ещё японские компании – она будет с ними работать. Правда, в качестве поблажки срок сдачи текущего проекта сместили на месяц, что очень её радовало.

Средств должно было хватить на первый предоперационный курс химии. Вопрос о том, делать ли саму операцию в Израиле, оставался открытым – на неё денег нужно было в два, а то и в три раза больше. А потом следовал третий этап – послеоперационная химия. И тоже – сплошные вопросы.

* * *

Полторы недели до отлёта в Израиль

Время до поездки летело как сумасшедшее. Выбор клиники, документы, визы… В основном этим занимался Семён, делая всё спокойно и уверенно, ни в чём не сомневаясь – скала, стена.

И сердце вертляво подпрыгивало на раскалённых камнях, когда он смотрел в неё внимательными глазами цвета растопленного шоколада и тихо говорил: «Всё будет хорошо, Марина, верь мне». Она верила, цепляясь за эту веру, будто за спасательный круг.

– Я не могу так, – шептала она, поворачивая к нему голову, закрывая лицо руками.

Марина стояла спиной к арке Голландии, чуть присаживаясь и опираясь на перила, а он, наоборот, лицом, держась за чугун и глядя вперёд.

– Ещё как можешь. – Семён чуть наклонился к воде, глядя на неё боковым зрением.

– Ты… – она всё-таки повернулась к нему вполоборота, – столько делаешь для меня и сына.

– Я не могу быть с тобой, как бы мне этого ни хотелось, но обещаю приехать в Израиль, если ты позволишь. И это тебя ни к чему не обязывает.

Они снова были на ты, но, кажется, сейчас это было больше похоже на общение близких друзей, чем будущих любовников.

На следующий день после визита в диспансер к доктору с запоминающейся фамилией Снегирь состоялся импровизированный онлайн-консилиум, инициированный Семёном, в котором участвовали он, Овербах, Анна Николаевна и, конечно, Марина.

И сошлись на том, что в Петербурге с таким диагнозом лечиться хорошо, но ещё лучше в Тель-Авиве, особенно в клинике, где есть отделение, специализирующееся на остеосаркомах разной этиологии. И исследовательская база там лучше, и новаторская «точечная» химиотерапия. Устроить всё при желании можно довольно быстро, осталась одна небольшая загвоздка – деньги.

– Я всё решу, – лаконично сказал Семён, – главное – понимать серьёзность ситуации.

– Остеосаркомы не бывают шуточными, – доктор Снегирь пожала плечами, – но прогноз может быть очень благоприятный, если поторопиться. Думаю, и конечность можно сохранить, израильские эндопротезы – отличная вещь!

– Это стандартная угроза при распространении опухоли, – Семён увидел, как вытянулось её лицо, и поспешил успокоить, – коллеги-врачи не дадут соврать.

– Так и есть, – подтвердила Снегирь, – это всегда риск, но, похоже, не в вашем случае.

Марина чуть выдохнула.

– Как-то быстро всё. – Егор собирал мольберт.

– В каком смысле? – Марина стояла возле двери, наблюдая за его действиями.

Он неопределённо повёл руками:

– Не знаю, всё быстро.

Она пришла ему рассказать об Израиле, в который они уезжают лечиться.

За последние пару дней он притих, будто бы от её улыбчивого, чуть застенчивого, но очень живого парнишки остался плоский трафарет – выцветший и размытый.

Он не плакал, не злился, а просто кивал, со всем соглашаясь: «Я понимаю», «Да-да, конечно». И Марину, которую охватывали то гнев, то отчаяние, то обида на судьбу, такая безмолвная покорность и пугала, и раздражала.

И ещё её безумно бесил Дима. Едва ли не органически. Глядя не него, она чувствовала только одно – отвращение, когда он беспомощно хлопал ртом и причитал:

– Боже-боже, что будет? Что же теперь будет?

Ретроспективно вспоминая, она с удивлением обнаружила, что, в вообще-то, он всегда был знатным паникёром и в их жизненных перипетиях, особенно связанных с детьми, вопросы обычно решала она.

Когда маленький Данька заболел скарлатиной, в инфекционную больницу она отправилась с обоими – с полуторагодовалым Данилой и с совсем крошечным Егоркой. И тогда это было вроде бы как нормально. Да, он исправно носил передачки, но с проблемой разбиралась она. И тогда её это не тяготило. Может быть, потому что они оба были моложе? Или сама проблема была не такой глобальной? Или… или тогда она ещё его просто любила?

«Как такой слабак может подписывать липовые бумажки, ну в самом деле?» Она по-прежнему не до конца верила этой странной легенде, потому что слишком это было не похоже на Дмитрия. «Хотя… наверное, его один раз прижали – он сразу на всё согласился».

Марина откинулась на мягкий подлокотник кресла. И взяла книжку Касудзо. Это стало её любимым местом – эдаким гнездом, где можно получить хоть небольшую передышку. Завернувшись в плед, как в кокон, она пообещала себе почитать не более получаса и ни в коем случае не уснуть.

Темнота за завесой легко укутывала, и, соткавшись из воздуха, расстелились белые ковры снегов, и Ёкк (так звали героя Касудзо), тяжело опираясь на посох, брёл наугад, рискуя замёрзнуть и затеряться в бескрайних снегах. Он шёл и шёл вопреки всему, он шёл к своей любимой, движимый одной лишь верой. И метель, измучив, исхлестав его до полусмерти, отступила, покорённая его силой.

Заворочавшись, она