Помоги мне умереть - Наталия Лирон

как он рад ей. – Я звоню и пишу. Я понимаю, что, наверное, и даже наверняка, у тебя куча дел, но, может, мы увидимся сегодня? Не в моих правилах настаивать, но я как-то удивительно зверски соскучился.

Железными прутьями царапнуло внутри по живому, она чуть приподняла подбородок, улыбнулась невесело и позволила верхнему слою сомкнуть броню и затвердеть. Молчание повисло между ними вязким клейстером.

– Марина? – Он почувствовал её настроение. – У тебя всё хорошо?

– Нет, – просто ответила она, – всё плохо, Семён. Так плохо, что хуже некуда.

– Что случилось? – Голос изменился, став вкрадчивым и настороженным.

Она смотрела на заставку в своём маленьком компьютере: розовое великолепие – весеннее цветение сакуры в Японии. В которую она должна была бы отправиться этим летом с ним. Смешок. Нелепый. Горький.

– Марина? – Семён начал тревожиться.

– Знаешь, что у меня на заставке на компьютере? – Слёзы сами собой закапали по щекам.

Он молчал.

– Сакура. Представляешь, цветущая сакура. Так красиво! Столько картинок пересмотрела, всегда мечтала увидеть вживую. Пару раз была в Японии и не заставала, такая нелепость.

– Марин…

Она вытерла слёзы тыльной стороной ладони.

– Твой хороший друг доктор Овербах обнаружил у Егора остеосаркому. Мы только приехали из…

– Ч-ЧТО? – Семён спросил тихо, но так, будто бы кричал.

– Можно я не буду повторять?

– Так, погоди, расскажи всё по порядку.

– Я не…

– Рассказывай.

Она рассказала.

Он размышлял:

– Так, я сейчас позвоню…

И продолжал что-то говорить, но слова лопались мыльными пузырями, не долетая.

– Марина?! – наконец сказал он громко.

– А? – Она вернулась в реальность.

– Я помогу, слышишь. Я сделаю всё возможное. Поговорю с Овербахом, у него есть приятель…

– Он уже дал мне координаты, – ей хотелось остановить его, – Семён, по-о-огоди.

Он замолчал.

– Мы не сможем встретиться ни сегодня, ни вообще, кроме как на работе, хотя я не знаю, как буду сейчас работать. Скорее всего, никак, пока не станет понятно, что действительно происходит с Егоровым чёртовым коленом. С проектом… Семён, я не знаю, как быть с японцами. Там осталось немного, но я…

– Мы решим, – он будто бы отодвинулся от неё, – сроки ещё не вышли. Марина, японцы – это хороший гонорар, подумай, пожалуйста. Консалтинговая группа не заплатит полную сумму, если работа не будет закончена, а ещё может потребовать и неустойку. И даже я тут сделать ничего не смогу, нарушение контракта, несмотря на любые семейные обстоятельства, – это…

– Я понимаю, – Марина скользила взглядом по вытертым обойным узорам, – я понимаю.

Сумеречная грусть поселилась внутри и осела туманным холодком на самое дно. Пусто. Гулко.

Их ночные разговоры, пока он жарился на турецком солнце, а она укутывалась пледом в безразмерном кресле, миллион прочитанных наизусть хокку и танка, разделённые воспоминания, смех и тишина – всё это вдруг исчезло, будто бы и вовсе не случалось. Её жизнь ссыпалась растрескавшейся штукатуркой на холодный пол и похрустывала, ломаясь под чьими-то чужими большими ботинками.

«Может, и правда приснилось?»

– Ладно, – она прервала его на полуслове, – я подумаю. Ты… вы… може-те мне написать сроки, когда нужно…

– Да-да, конечно. – Голос стал совсем далёкий. Дальний-дальний, шуршащий песок, эхо, ветер.

– Марина, послушай, – он запнулся, – я помогу. Я не богач, но деньги у меня есть, слышишь? Мы найдём врачей. Самых лучших. Лучших из лучших.

Он пытался достучаться сквозь её стальные кордоны.

– Ага, – кивнула она, капая слезами на пушистый плед, – х-х-хорошо.

– Милая моя, – голос снова потеплел и поуютнел, – я с тобой.

От его нежности стало невыносимо больно – она отдёрнула трубку от уха и нажала отбой. Тихо отложила телефон в сторону и уткнулась лбом в кресло.

«Господи, за что? Почему? Что я такого сделала? Что сделал он? В чём виноват мой сын? Почему он? Почему мы? За что?»

Чёрные мысли метались в мозгу острокрылыми воронами: «Почему? За что? За что? За что?»

Ещё пару минут она сидела недвижно, в неудобной позе, потом медленно повернула голову, посмотрела на продолговатую плоскую коробочку телефона. Он пиликнул пришедшим СМС.

«От Семёна, наверное».

Она не стала читать, а медленно разогнулась и, шаркая, будто старуха, потащилась в ванную.

Из зеркала на неё смотрели потухшие, потемневшие глаза с покрасневшими от слёз белками. Губы припухли, щёки болезненно раскраснелись.

«Что уставилась, – услышала она внутренний голос, – заняться нечем? Рыдать вздумала?!»

Это был точь-в-точь голос покойной матери, которая не могла вынести бездействия или слёз дочери. И если дочь ложилась на диван отдыхать, тут же находила ей какое-нибудь дело. И не терпела, когда Марина плакала или жаловалась. Единственное, что в таких случаях она говорила: «Соберись и сделай что-нибудь, а не размазывай сопли по тарелке». Мама была волевым человеком, холодным и жёстким.

«Да, ты, как всегда, права». Марина посмотрела на своё отражение колючим внимательным взглядом, расправила плечи, длинно выдохнула и пошла звонить онкологу, которого присоветовал Овербах.

А договорившись, поехала к больнице и забрала машину, не дожидаясь ни от кого помощи.

– Привыкай! – сказала она вслух, точно вписавшись своим синеньким «фольксвагеном» в небольшое местечко во дворе.

Егор сам хотел рассказать отцу, но тот, как всегда, задерживался на работе.

– Я не смогу скрывать, – Марина посмотрела на сына, одетого в пижаму, – просто не получится.

– Ладно, – Егор пожал плечами, – тогда говори.

– Послушай, мы справимся, – она сама старалась в это верить, – я уже записала тебя к врачу, представляешь, оказалось, что это женщина – Анна Николаевна Снегирь.

Она чуть потрясла его за плечи и старалась говорить бодро и весело.

– Смешная фамилия, – сын тоже улыбнулся, – и когда?

– Послезавтра, двадцатого. В школе, наверное, придётся академку брать. Нужно узнать.

– Ну да, – Егор развернулся в сторону комнаты, – мам, я устал, пойду спать.

Она чуть приостановила его и крепко обняла.

– Я очень тебя люблю, и мы просто обязаны справиться, слышишь?

Ей казалось, что он ускользает, тает сквозь пальцы, и от её золотого мальчика остаётся тоненькая белёсая паутина, которая вот-вот дунь – и исчезнет. И ей хотелось удержать его, остановить, оставить. Чёртова дрянь поселилась в его теле, и Марина хотелось орать и выть от бессилия.

– М-мам, – сдавленно сказал Егор, – ты меня так задушишь.

– Прости… – Она разомкнула объятия. И тут же почувствовала, как холод прошёлся по животу и лёг на ключицы. – Доброй ночи.

В приоткрытую дверь она видела, как Егор дошёл до кровати, а Даня сидел за столом и яростно сражался с монстрами в компьютерной игре. «Такой же, как брат. Один в один, может, чуть острее скулы».

«Надо бы с ним поговорить, – подумала она, глядя на сосредоточенное лицо Данилы, и… отстранилась. – Завтра. Завтра обязательно, сегодня нет