Назови меня по имени - Ольга Николаевна Аникина

вещи в фургон, нанятый за бешеные деньги, и перебрались в Одессу, поближе к родственникам. Несколько лет они снимали там квартиру, а после переехали в Ильичёвск, где освободилась дедовская двухкомнатная. Но к тому времени Марк уже укатил в Москву.

Воспоминания о выселении и мытарствах, связанных с переездом, были самыми грустными рассказами, которые Маша когда-либо слышала от Марка. Городок его почти пропал. Квартал, где жили родители Марка, сровняли с землёй, а правительственный дачный посёлок, который должны были возвести неподалёку, никогда и не был построен. Заложили фундаменты, завезли целые вагоны песка и щебня, но, как это часто происходило в стране, власть переменилась. Строительство заморозилось на неопределённый срок. На месте улиц и переулков, маленьких двориков, жители которых знали всех своих соседей по именам, на месте Дома пионеров, окружённого горбатыми розовыми кустами, на месте фонтана в стиле конструктивизм – остались развалины и пустырь, заросший осотом и полынью. Остались пустые кирпичные коробки без крыш, где водители, проезжавшие мимо по трассе, справляли малую нужду. Что случилось с садом Чаир, Марк не знал. Наверное, он тоже стал бесплодной землёй, местом, которого нет.

Глава 4

Три недели, от Старого Нового года до начала февраля, пролетели словно один день.

Работы было много: девочка, которую Маша готовила к экзаменам, жила в Королёве, один мальчик – в Мытищах, ещё один – в Москве, на проспекте Мира. С Алёшей они обговорили плавающий график; к нему она приезжала теперь по средам и иногда по пятницам. Петька подцепил насморк и пять дней подряд просидел дома перед телевизором. Потом простудилась сама Маша; так сорвалась ещё одна долгожданная встреча с Марком. Марк, как и прежде, писал вечерние сообщения, а несколько раз Маша подолгу болтала с ним глубокой ночью. Вернее, Марк говорил, а Маша слушала и засыпала под звуки его голоса.

В субботу случилось два неожиданных звонка от инспектора Рыбкина. Первый она отбила, услышав знакомый голос. Когда раздался второй, Маша долго и удивлённо смотрела на экран телефона, но так и не сняла трубку.

Несколько раз в эфире появлялась Алька. Она сообщала важные новости о здоровье Ираиды Михайловны. Врачи назначили матери несколько курсов химиотерапии. Ни на что, кроме слабости, Ираида Михайловна пока что не жаловалась, но Алька сказала, что в любой момент может пойти отрицательная динамика, и нужно быть готовыми ко всему.

Сестра обмолвилась о деньгах. Траты на лекарства и уход, судя по всему, предстояли немалые. Маша почувствовала стыд и вину, когда узнала наконец, какую сумму сестра заплатила за мамино лечение в течение всех прошлых лет.

– Малыш, как ты смотришь на то, чтобы продать мебель? – спросила Алька.

– Какую мебель?

– Дачную. – Алька зашуршала какими-то бумагами. – Я тут выяснила… За один дедушкин комод можно выручить сто пятьдесят тыщ. Если с аукционом, может, даже больше. А за столик, тот, что с коваными ножками, помнишь, на втором этаже стоял, дадут от восьмидесяти до ста двадцати.

– Это же не наша мебель, – сказала Маша. – Давай спросим у папы.

– Отец переписал дом на нас, – настаивала Алька. – А значит, всё, что в нём, – тоже наше. Ну как, согласна? Если да, я завтра же займусь.

Маша сказала «да», но всё-таки решила посоветоваться с отцом.

– Это ваше имущество, – подтвердил папа. – Я могу найти врачей. Если понадобится, помогу выбрать хороший хоспис… Надеюсь, до этого не дойдёт. А вот денег у меня нет совсем. Всё, что было, я оставил вам.

Маша положила трубку с тяжёлым сердцем. Бедный папа, подумала она. Он действительно отдал всё, что имел: большую часть оставил дочерям, а остальное пустил на проекты, посвящённые памяти прадеда. Папа был настоящим отцом Горио.

Ирка, к которой Маша заехала по пути из школы на чашку кофе, посочувствовала подруге.

– Ну что ж, – сказала она. – Все мы смертны. Матушка твоя прожила достойную жизнь. А если когда-нибудь к тебе отойдёт хотя бы её квартира, ты ещё и в выигрыше остаёшься. Нет, ну а что? Что ты смотришь на меня, как на врага народа? Она вытянула из тебя немало сил и нервов. Пусть хоть что-то хорошее от неё останется.

Алькину идею насчёт продажи дачных вещей Ирка тоже одобрила.

– Антикварную мебель лучше продавать в Москве, – авторитетно заявила она. – Двойная выгода!

– Да брось, кому нужно это старьё? – Маша недоверчиво качала головой. – Сейчас продадим за бесценок, а потом я ещё и жалеть буду.

– Так не за бесценок же! – уверяла Ирка. – У меня знакомый есть, он как раз интересуется такими вещами. Хочешь, номерок дам?

Маша под Иркиным нажимом позвонила антиквару, старому армянину, который владел несколькими магазинами, торгующими старыми вещами.

– Кризис в стране, торговля встала, никаких гарантий я не даю, – ответил армянин. – Но фотографии пришлите.

Получив фото комода и столика, антиквар за небольшой процент со сделки согласился помочь в вопросах продажи.

Ираида Михайловна была теперь всегда на связи; она появлялась раз в два-три дня.

– Я перезвоню, – отвечала Маша. – У меня ученик.

– Какие могут быть ученики в восемь вечера? – обижалась Ираида Михайловна. – Просто не хочешь разговаривать. У тебя никогда нет времени на мать.

Московский ритм жизни был недоступен пониманию Ираиды Михайловны.

Алёша больше ни разу не заговаривал с Машей о своих чувствах.

В школе он то и дело мелькал перед Машиными глазами на переменах; учительнице казалось, что её случайные пересечения с Алёшей происходит чаще, чем с другими одиннадцатиклассниками. Она понимала, что теперь в некотором смысле несёт ответственность за этого мальчика – перед самой собой. Кроме Девятова у неё были и другие надомники; очень многих ребят она готовила к выпускным экзаменам. Но с теми детьми Маша не ощущала никакой дополнительной связи. А здесь – такая связь имелась. Теперь этот ученик значил для неё больше, чем все остальные.

За три недели наблюдения за учеником Маша решила, что Алёшины чувства неглубоки. Этот вывод наконец её успокоил. Своим поведением Алёша давал понять, что не устроит учительнице ни повторных бесед на скользкие темы, ни истерик. Он вёл себя, как ведут обычные дети, вежливо и слегка отстранённо.

В коллектив он влился спокойно, если не считать противостояния с Красневским. На уроках русского и литературы Алёша сидел с Катей Бояриновой, а один раз Маша видела, как они вместе идут в библиотеку. Где в это время болтался Катин бойфренд, Маша могла догадаться без особого труда: конечно же, покуривал на задворках школы, вместе с Козыревым и компанией. Может быть, на самом деле Данила вовсе не курил – Маша ни