Обещание острова - Софи Таль Мен

который ему могли сделать? Выбор в качестве постоянного лечащего врача означал, что ему по-прежнему доверяют, что его не считают слишком старым, чтобы лечить, что на него делают ставку на будущее. Однако ему не удалось обрадоваться, потому что из толстых историй болезни со штампом парижской больницы Питье-Сальпетриер, которые визитеры положили на его стол, явно выглядывали разнообразные сложности.

– Не скрою, мы уже обращались к вашему коллеге, доктору Делепину, – продолжил мужчина, видя, что док не торопится ему отвечать. – Ознакомившись с заболеванием моей супруги, он нас переориентировал.

– Правда? Удивительно. Мой молодой коллега больше меня в курсе последних открытий медицины.

Он с трудом выдавил эти слова, но нужно было реагировать. Причем быстро! Вне всяких сомнений, Алексис послал их к нему, чтобы отомстить. Впрочем, его можно понять. Молодой врач имеет право на такие выходки, раз уж он официально открыл свой кабинет.

– Слушаю вас, – вздохнул он громче, чем хотел бы.

Муж протянул ему большую стопку результатов анализов, разложенных в хронологическом порядке. Слишком она толстая, чтобы поместиться в ячейке картотеки, подумал Ян, подняв глаза на стенку напротив.

– Так вот, ее заболевание считается орфанным. Во всем мире было описано десять таких случаев. Это не тяжелая болезнь, но она требует ежемесячных анализов крови и постоянного врачебного наблюдения…

Док по очереди посмотрел на говорливого мужа, желая услышать подробности, и на его ушедшую в себя, странно молчаливую жену. Заметил ее испуганное, напряженное лицо и задался вопросом, орфанное ли заболевание является истинной проблемой женщины? Может, дело в излишней властности ее мужа? В его давлении на нее? За сорокалетнюю практику он научился блестяще считывать людей. Определять их личность, роль в рамках супружеской пары и семьи. И иногда чувствовал, что как врач лишен возможности им помочь.

В какой момент он перестал следить за ходом беседы? Поток слов мужа не иссякал. Ян осторожно пощупал карман брюк, проверяя, остался ли у него косячок. Ну, Алексис еще свое получит, подумал он. Если он пытается лишить его уверенности и выпихнуть на пенсию, то зря старается! Еще двадцать лет на посту, сказал он курьеру, и это не было шуткой. В работе смысл его жизни. Причина, по которой он утром встает. А вечером ложится спать. Работа – его способ взаимодействия с людьми. Источник решимости. Доверия. Ощущения того, что он на своем месте. Она – больше, чем призвание, это сама его личность. Ян будет оставаться доком до самой своей смерти, и по-другому невозможно.

– Я хотел бы попросить вас выйти, – обратился он к мужу, подводя итог своим размышлениям. – Мне нужно осмотреть вашу супругу.

За всю свою сорокалетнюю практику док ни разу не позволил манипулировать собой. Быть врачом – значит сознательно и честно следовать своей интуиции. И, главное, велению сердца. Разве он не увидел эти же качества у Алексиса? Оба они сделаны из одного теста, пусть поначалу Яну было трудно это признать. Когда он в течение короткого времени был его ассистентом – не самым старательным, по правде говоря, – док понял, что может умереть спокойно. Что у него есть надежная смена на острове. И неважно, что парень задает себе слишком много вопросов, опасается понедельников, будущего, стабильности и вообще счастья, его взгляд на людей не мог обмануть. Ровно такой же взгляд, как тот, что Ян сейчас направил на эту женщину, убеждая ее поднять голову. Взгляд мягкий, заинтересованный и одновременно успокаивающий.

Глава 46

В воскресенье погода решила оплакать Джо. Мелкая морось разбрасывала брызги на толпу, собравшуюся в конце набережной, возле пляжа Гласьер. И все же атмосферу нельзя было назвать горестной. Глядя на людей в хорошем настроении, радостно беседующих друг с другом и одетых в повседневную одежду, главным образом в разноцветные дождевики, никто бы не угадал, по какому поводу они здесь собрались. Жители Бреста и Груа делились воспоминаниями, стоя рядом с ловушками для омаров и сетками для рыбы, вдыхали запах мидий, и любовались судами, гордо проплывающими перед красным и зеленым сигнальными огнями у входа в Пор-Тюди. Все это организовала Оливия, которая сейчас занимала место в первом ряду вместе с Розой и Алексисом и всматривалась в надувные лодки и прогулочные кораблики, разбрасывающие со своих палуб лепестки цветов. Зрелище, которое погоде не испортить, думала она. Напротив, море под тучами было особенно красивым. Огромное пространство отливающего сталью голубого цвета, переходящего в серый, и сотни разноцветных пятнышек на его фоне. Эмоции охватили ее, и она прижалась к Алексису. А дальше случился эффект домино: присутствующие подходили друг к другу и обнимались. Когда возглавлявший флотилию Маттье развернулся в сторону порта, подплывая к нему под трубные звуки туманного рога, все направились к старому ангару для спасательного судна, где церемония должна была продолжиться. Ивонна и Франсис из «Смерти мухам» отвечали за угощение, состоявшее в основном из знаменитых «фисташек-арахиса» и графинов с фирменным коктейлем.

– Осторожно! С непривычки он может быть опасным, – предупредил Алексис, останавливая Оливию, собравшуюся перед своей речью налить себе большой бокал.

– Ух ты! Горло дерет.

– И не только горло. Можешь мне поверить!

В этот момент Ян постучал ложкой по своему бокалу, требуя тишины. Сам он не был поклонником монологов и потому только объявил, что будет передавать микрофон, чтобы каждый мог высказаться о Джо, описать его так, как он себе его представляет.

– Одним словом, – уточнил Ян. – Например, трусишка.

Это определение вызвало общий смех.

– Трициклист, – так же весело продолжил Маттье, и за этим последовал поток характеристик.

– Художник, забавный, чувствительный, затейник, мечтатель, провокатор, трогательный, рыбак, гурман, эмоциональный, император барной стойки…

– Одним словом, – сделал док замечание Ивонне.

Хозяйка бара запротестовала, заорав, как торговка на базаре:

– Ты чего цепляешься? Император стойки – это сложное слово! С какой стати ты мне его запрещаешь?! Император стойки – идеальная характеристика Джо!

– У меня тоже есть сложное слово! – Мари, стоящая в глубине ангара, подняла руку, и толпа раздвинулась, чтобы пропустить молодую маму, которая гордо несла свою крошечную Эльзу, уютно устроившуюся в кенгуру. – Любитель валять дурака, это ему очень подходит, – с широкой улыбкой объявила она, завладев микрофоном.

Ян одобрительно кивнул, не желая спорить с двумя женщинами, после чего предоставил слово Оливии, которая должна была произнести речь.

Она поколебалась, прежде чем подняться на помост. Тональность ее текста была не такой веселой, и она опасалась подпортить праздник.

– Давай, Оливия! – подбодрил ее Алексис. – Хочу услышать твое выступление.

Женщина закусила губу, просматривая написанное на листке, и все показалось ей нелепым: ее слова, всеобщий смех, бокалы «Смерти мухам», усиливающийся на улице дождь,