Долгая зима - Владимир Иванович Петров

С распахнутыми глазами и раскрытым ртом наблюдала Мила за липнущими к мохнатым овечкам кудрявыми ягнятами. Так загляделась, что не обратила внимания на вывернувшегося из-за угла барана, вдруг вдарившего рогатым лбом в перегородку закутка, где стояла Мила. Хорошо, дядя Фарит вовремя убрал её ручки с оградки:

– Осторожнее! Этот рогатый товарищ и покалечить может. Не любит он чужих.

В свинарнике Мила любовалась шустрыми поросятками, которые при её появлении, оторвавшись от сосков развалившейся большущей матери, потянулись к ней своими маленькими пятачками. Только Мила, после барана, не осмелилась их погладить…

Хорошо посидели городские гости у гостеприимных Раи с Фаритом. Уже затемно с молоком, сметаной и творогом возвратились домой. Уставшая за день, переполненная впечатлениями Мила, едва коснувшись подушки, тотчас уснула крепким сном.

На следующее утро, только-только успела она полакомиться творожными варениками, как заявилась Даша.

– Своди-ка Милу в магазин за продуктами, – попросила её Вера Петровна. – Потом поиграете.

В магазин как раз привезли хлеб, народ собрался.

– Это чья же такая красавица? – полюбопытствовала бабка, за которой девочки в очередь встали. – Не признаю что-то.

– Из города приехала на Интернациональную улицу, – пояснила Даша. – С бабой Верой.

– С какой такой Верой?

– Бабы Сани, которую недавно схоронили, – уточнила Даша.

– Опять не совсем поняла…

– Пети Кудряша дочь, – дружно подсказали ей односельчане. – У неё муж Володя Кондрачёв. В Оренбурге они живут. Кто же их не знает! До тебя одной только никак не дойдёт…

– Всё, всё, теперь мне ясно, – сконфузилась бабка. – Стареть, видно, стала, на память слабеть. Раньше не видела её, потому и спросила.

– А вы и не могли видеть Милу, – поддержала бабку Даша. – Она в первый раз приехала…

На обратном пути Даша предложила поиграть у девочки, с которой вчера вечером к ним подходили:

– У Лены кукол, поделок всяких много.

– Ладно, пойдём к ней. Только у бабушки разрешения спрошу.

Вера Петровна не возражала:

– На обед все к нам приходите. Вкусненькое что-нибудь приготовлю.

– А можно ещё Алину с Кариной позвать? – осмелела Даша.

– Зови. Сколько же вас будет? – прикинула Вера Петровна. – Пятеро, получается. Не мешало бы ещё сыру и крабовых палочек прикупить на салатик.

– Можем ещё раз в магазин сходить, – вызвалась Даша. – Пойдём, Мила.

Мила о велосипеде вспомнила, одна решила съездить:

– Дорогу знаю. Заодно и прокачусь. А вы с Леной к моему приходу игрушки разложите.

После ухода подружки Мила, удивлённая и довольная тем, что в селе все о её бабушке и дедушке знают, поинтересовалась упоминанием о Кудряше и Кондраче.

– Кудряшом моего папу звали. Из-за мелких кудрей, как и у меня, словно специально накрученных, – объяснила Вера Петровна. – А Кондрач – это дед твоего дедушки Володи, Кондратий Илларионович, которого никто из нынешних сельчан, даже самых старых, в глаза не видел. Потому что ещё в царские времена, сто лет тому назад, он куда-то уехал из села и пропал без вести. Всё равно до сих пор всех из его родни Кондрачами кличут…

Быстро сгоняла Мила на велосипеде до магазина. По дороге домой на мостике через речку остановилась, боясь наехать на пасущихся как раз у его схода гусей с маленькими жёлтыми гусятами. Потихоньку хотела обогнуть стаю, но на неё вдруг с шипением двинулся гусак, а следом и гусыни устрашающе вытянули шеи. Сильно трухнула Мила. Хотела было и велосипед уже бросить и побежать от них назад по мостику. Да сильнее, чем за себя, за велосипед испугалась: вдруг исцарапают его гуси своими клювами, что тогда Лёше скажет? Обещала ведь в целости и сохранности вернуть! Умудрилась всё же вскочить на сиденье и резво крутнуть педалями.

– Фу! – перевела дух, когда гуси остались позади. – Как Змеи Горынычи налетели длинношеие!

– Они те ещё кусаки! – посмеялась Вера Петровна над только что пережитом внучкой. – Так-то они незлобивые. При гусятах только агрессивными становятся – берегут их, на любого кинуться готовы, кто поблизости окажется. А ты в такой период как раз и встретилась с ними. Я тоже в детстве старалась от них подальше держаться. Правда, ни разу от них не пострадала. А вот дедушке Володе, он сказывал, они надолго запомнились. С малолетства щипали его гусыни, что на яйцах сидели под кроватью, на которой он спал. Протянет спросонья ножки, а гусыня тут как тут – получите! Потом гусак частенько по двору гонял его, несмышлёныша ещё бесштанного, когда пытался с гусятами поиграть. Мамка выручала! И позже он, в школьные уже годы, от них натерпелся. В каждом дворе разводили тогда гусей, по очереди пасли. Гнали их до Казённого пруда, который на пути к Покровке, мимо неё мы вчера проезжали. Пруд и сейчас ещё не высох, на талых водах держится. Так вот, сидел он на запруде и следил, чтобы не уходили гуси далеко от воды. Особенно при созревших хлебах хлопотно было. Поле-то рядышком совсем, вдоль всего большого, длинного тогда пруда заманчиво желтело спелыми колосками. Вслед за гусаком каждая стая, вволю наплававшись и посидев на берегу, норовила зёрнышком полакомиться. Только одних от поля отгонит, глядь, другие свой запретный путь туда дружно правят. Набегается за день, к вечеру еле ноги волочит. А гуси и на обратной дороге не прочь куда-либо вильнуть, на какую-либо заманчивую дармовщину. Однажды не выдержал, как сам рассказывал, шибанул особо наглого гусака палкой по башке, считай насмерть. Хотел он выкинуть его подальше в заросли, благо крутой овраг рядом был, да не посмел. Правдивым рос! На руках до дома подбитого донёс. Пришлось родителям потом двумя гусями рассчитываться за его минутный гнев, – закончила Вера Петровна свой рассказ. – Ну ладно, заговорила я тебя. Беги к подружкам. Поди заждались уже. Через пару часов жду.

Мила вышла на улицу. Её радовало ласковое небо в безоблачной синеве, зелёная с остатками одуванчиковых золотинок сочная ещё трава вдоль дороги, доцветающие акации и сирени в палисадниках изб. К одной из них она шла во второй день пребывания в селе в свои первые школьные каникулы.

Глава вторая. Трясогузки

Мила, просыпаясь после сладкого сна, вставать не торопилась. В сумраке избы с плотно зашторенными окнами любила поваляться под верблюжьим одеялом на бабушкиной перине, которую специально для неё достали из кладовки. От саманных стен, даже за май не успевших как следует прогреться после зимы, тянуло прохладой, и перина с одеялом были очень кстати. С полчасика, самое малое, нежилась она в тёплой,