Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

только начни вспоминать. А Сирия, боль моя! Антиохия, Хомс, Пальмира, Маалюля. Дамаск. А Синай! Египет! Да вообще всё жаркое Средиземноморье. Патмос любимый! И Кипр, и Крит, и Родос… Ночами выходил на палубу, молился по звёздам на восток, к Святой земле, к северу по Полярной звезде. Я ли был это? Да. Вот этими, тогда ещё не скрюченными пальцами делал торопливые записи. Вот, например: «Батюшка меня моложе в два раза, а по духовному возрасту старше».

ВЧЕРА, ЕЩЁ ДО шести вскочил, поехал в Сергиев Посад. По дороге Акафист Преподобному. Потом Учёный совет. Сидели на нём восемь часов, доказывая, что у русских не только железные ноги.

Среда Акафиста. Без него не могу. Поют три хора. Вчера один, но тоже так благолепно.

Ночевал в своей преподавательской кельечке. Каникулы. С утра к Преподобному, потом в Предтеченский на исповедь. Отец Мануил благословил. В Троицкий, к ранней. Темно, молитвенно. Сияют огни больших свечей и светятся столбики маленьких. И уже привычное (не покинь!) ощущение, что во время Херувимской Преподобный в серой рясочке, в пол-оборота стоит у жертвенника.

Завтрак. Продолжение разговоров о канонизации царской семьи. Подарочки купил, домой! В электричке женщина почти насильно вручила сумму – пожертвование – ровно такую, какую положил вместе с запиской у монаха, дежурного у мощей.

Выскочил после Мытищ в Лоси, побежал на кольцевую, на автобус до Щёлковского шоссе, там сразу на балашихинский и за час сорок от Лавры добрался до Никольского. Читаю весь день молитвы, ещё долгИ за вчера. Солнце. Дров попилил. Тихо. Убираюсь. Постирал накидку на молитвенный столик. Окропил дом святой водой. Топится баня. Кормушку наполнил, чего-то не летят, отвыкли за четыре дня.

Ох, год был нынче: Святая Земля, повесть написал, в Кильмези был, Крестным ходом прошёл, переехал в Великорецком в другой дом, посадил сосенку у сосны, то есть у пня. Уже третью сажаю, две выдрали или затоптали. Ушёл из журнала, это тоже назрело. В Самаре вышла книжка-малышка «Крестный ход», так радостно дарить.

Утром, после причастия такое сияние солнца – золотое на золотых главах. Кресты сами, как солнышки. Снег сияет, лёд изнутри светится. Как бы сохранить святость в сердце и мир в душе! Трудно. Через ум лукавый вползает. Как жить, чем жить? У детей всё непросто, жена недомогает.

Дай Бог жизни во славу Твою! С Богом в последний год тысячелетия!

Смеркается.

ВСТАЁТ С БОКАЛОМ: За неё! За единственную, спасительную, верную, предводительствующую, до дна! Как вы все поняли, пьём за мысль. – Ему: «Ну, это ещё прерафаэлиты знали». (В мастерской художника.)

– СОВЕСТЬ – ГЛАС Божий в человеке, так? Но если совести нет, говорят же безсовестный человек, сожженная совесть, тогда как?

ДА ЧТО Ж ОНИ все такие были бедные, горькие, беспощадные, голодные? (Это о псевдонимах, правда, и полевые, и светлые были, но всё одна шайка-лейка.)

КРОХОТНЫЙ ОСТАТОК луны и так сильно светит. Море золотое. Рыбаки принесли, еле принесли, половину тунца. Вчера, оказывается, заходили за благословением на рыбную ловлю. И вот – заловили. Рассказывают: жарится курица, провяливается, половину цепляют на крюк, крюк привязан к очень крепкому шнуру. А метра через три от крюка привязывается пустая бочка. Заглотил ночью. Таскал лодку, бочку увлекал вниз метров на десять. Всплывал, опять рвался. Измучился.

Вспоминают общего знакомого. Не выдержал в монастыре, ушёл к зилотам. Встретил монаха знакомого, гордится: «Меня вы в чёрном теле держали, а меня уже в схиму рекомендовали».

СТАРАЯ ЗАПИСКА. Никак не разберу одно слово: «Улетел круточек во лесочек, сел на пруточек. Пруточек под ним подломился, круточек упал и разбился. Ой, не будет по России летати, христианскую кровь выпивати». Что за круточек? На этой же записке: «Уж такая была вежливая, в решете к обедне езживала».

ЧЕМ БОЛЬШЕ ЧЕЛОВЕК знает, тем больше не знает. Это азбука. То есть тут приговор стремлению за знаниями. Приговор обжалованию не подлежит.

ЕСТЬ ТАКИЕ ДНИ в жизни, когда ты не нужен ни жене, ни детям. Жена устала от тебя, с тобой жить невозможно, у детей свои дела. Но у тебя есть пол-избушки, берлога. Уползай в неё. Ты один, ты с Богом. Светит солнышко, а к ночи похолодело, топи печку. Спасибо добрым людям – ломают дом, строят новый, разрешили старьё забирать. Вожу на тачке. От этих дров только пыль и гнилушки, да ведь даром. Тормозит машина: «Тебе дрова надо?» – «Дорого?» – «Даром, отходы с фабрики вожу». Ну, не даром, конечно, но плата такая нетяжкая, а дрова сосновые, опилок полкузова, выбракованные планки. Пущу их в баню под потолок по периметру – красота! Опилки на потолок – тоже дело. Опилки под смородину, лучше перезимует, и от паразитов: хвойно-смолистые. Помногу не таскай, не сокращай радость такого труда. Таскай и успокаивайся: дровяная проблема решена. И остальные никуда не денутся, разрешатся.

Да вот изжога схватила. Мучает всю жизнь и всегда внезапно. В армии заработал. Пепел с сигареты стряхивал на ладонь и слизывал. Проходило. И сейчас пройдёт. Тем более, надо же чем-то за радость платить.

ДОЛГО ЖИВУ. Просто удивительно. Кстати, раньше восклицательный знак назывался удивительным. Диво дивное, как я много видел, как много ездил. Давным-давно весь седой, а не вспомню, даже не заметил, когда поседел, как-то разом. Деточки помогли. Теперь уже и седина облетает. Множество эпох прожил: от Средневековья, лучины, коптилки до айпетов, айфонов, скайпов. Сегодня вообще доконало: сын показал новинку. Он говорит вслух, а на экране телефона идёт текст, который произнесён. Или того хлеще: завёл какую-то бабёнку в телефоне, которую обо всём спрашивает и которой даёт задания: во столько-то напомнить о том-то, во столько-то набрать телефон такого-то. А я ещё думал, что ничего меня уже не удивит. Но дальше что? Человек же как был сотворён, так и остаётся. Мужчина – Адам, женщина – Ева. («Вася, скушай яблочко».)

Хватило бы мне ХХ века. В нём всё прокручивалось, всё проваливалось, все предлагаемые формы жизни, устройства, системы, революции, культы, войны, властие и безвластие, идеологии… весь набор человеческой гордыни. Якобы за человека, а на деле против человека. В этом же веке Господь меня вывел на свет. И привёл в век 21‑й. Если учесть, что я худо-бедно преподавал литературу, философию, педагогику ещё до-христианского периода, а сейчас преподаю, выше всех литератур в мире стоящую, литературу древне-русскую, то какой вывод? Получается, что я жил всегда.

АРАБЫ, ЕВРЕИ, ПЕРСЫ, крестоносцы, дальше через запятую надо поставить: руины, кровь, пески, запустение, забвение, опять оживание. Бани, скачки, ристалища, амфитеатры…

Здесь золотом покупались оружие и