Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

НЕДАВНО Я ДВАЖДЫ попал в неловкое положение. В дальней поездке меня поместили в двухместном номере, сказав, что второй жилец может быть священником. В номере я не стал занимать никакую кровать, может, священнику понравится не та, а эта.

Вскоре в дверь деликатно постучали. Мужчина в годах, с бородкой, но в штатском. Я не знал, руку ему протянуть для знакомства или под благословение подойти? Спросил: «Вы священник?» – «Да, – ответил он, – сейчас принесут». Что принесут? Я не понял. Но он же сказал: да. Сложил руки: «Благословите».

Он растерялся: «Нет, нет, я не священник. Вы спросили, с вещами ли я. Я ответил: сейчас принесут». И в самом деле в дверь стукнулся служитель отеля, притащивший изрядный чемодан соседа.

В этом случае не поняли меня. А в другом я не понял. В автобусе мужчина спросил: «У вас есть брат Виталий?» – «Нет». – «А если подумать?» – «И думать нечего. У меня два брата, оба в России» – «А двоюродный?» – «Двоюродный? Ну, может, в смысле дружбы народов. Я бывал там, конечно, и застолья бывали, и братались». – «Бывали где?» – «В Италии. Вы спросили у меня, есть ли у меня брат в Италии?» – «Да, я спросил о Виталии».

Тут ему надо было выходить. Он встал: «А всё-таки у вас есть брат Виталий, есть. Нехорошо отказываться от родни».

Когда автобус потащил меня дальше, я сообразил, что речь шла не о стране Италии, а о человеке Виталии. Ну да, есть у меня двоюродный брат Виталий. Я от него не отказываюсь. Только он не в Италии живёт.

ЖЕРТВЕННАЯ КОРОВА капитала – это демократия. Любишь не любишь, ругать не смей. Эта корова давно топчется в России и по России. Вытоптала медицину, топчет школу, пыталась топтать оборону. А уж как культуру-то топчет. Пасётся на русских землях, превращая их в пустыри, затаптывает целые поселения. Когда всё вытопчет, уйдёт, оставив на память о себе нашлёпанные вонючие лепёшки. Тогда и ругать её разрешат.

Чем же страшна? Она всё меряет на деньги, на недвижимость. Она создаёт такие миражи: ты будешь жить в достатке, если употребишь свои знания не для карьерного роста и своего благополучия. И что конкуренция это не сживание конкурентов со свету, а прогресс. А если они слабее, значит, мешают прогрессу. И должны осознавать.

Уйдёт корова капитала, новое животное придёт. Новый троянский конь. Введётся в Россию в дымовой завесе критики демократии. Она была не та, не так понята, а сейчас будет всё тип-топ.

То есть всегда болтовня о какой-то бы якобы заботе о народе, о счастьи на земле. То есть постоянное забвение Бога. Разве Он не говорил, что земная жизнь это прохождение долины скорби. Что войти в Царство Небесное можно только узкими вратами. Что нищий Лазарь всегда будет счастливее богатого благополучного богача.

И это дано понять всем. Но не все хотят это понять. Кто-то не может, а кто-то и не хочет. А не хотят, так что же и убеждать, время тратить.

РАДОСТИ, ПРЕПОДНОСИМЫЕ плотью, иногда могут и радовать душу, но в итоге все равно тащат её в бездну. Только душевные радости: родные люди, работа, лес да небеса, да полевые цветы, да хорошие книги и, конечно, Божий храм – вот спасение.

Целый день стояла пасмурность, тряслись по грязной дороге, щётки на стёклах возили туда-сюда мутные потоки дождя, еле протащились по чернозёму, около пруда остановились. «Тут он играл в индейцев, – сказал молодой строитель о прежнем хозяине этого места, который умер не в России. – Строить будем заново, на речном песке».

Стали служить молебен на закладку дома на прежнем основании. Молодой батюшка развёл кадило и так сладко, так отрадно, так древне-вечно запахло ладаном, что ветер усмирился и солнышко вышло.

Что ещё? Господи, слава Тебе!

ЭТО ВЧЕРА БЫЛО. Устал сильно. А позавчера еще страшней: безконечная дорога, давящие безполезные, обезсиливающие разговоры. Боюсь, и завтра не легче. Но сейчас Никольское, изба прогрелась, чай дымится, по радио Первая симфония Василия Калиникова. Скажут: чай и температура в избе – дела телесные. Не только: за окном воробьи отклёвывают крошки от моего куска хлеба, ветер треплет целлофан на теплице и щёлкает им. Выйду – крест на церкви летит сквозь облака, голове легко, сердце теплеет, можно жить. Можно. Значит, и нужно.

Бог пока смерти не даёт, разрешает мучиться за грехи, искупать их исповедью и покаянием, и неповторением. Мучиться и за себя, и за отца, и за дедов, за Россию – и радоваться. Самое трудное радоваться мучениям, идущим от родных: жены и детей. Фёдор Абрамов спросил: «Ты знал, что будешь писателем?» – «Да, с раннего, можно сказать, детства». – «А зачем тогда женился? А если женился, зачем дети?» Хоть стой, хоть падай. Да как же мужчине не испытать всего, что выпадает человеку? И не перечувствовать все радости и муки людские.

И снова солнце. Уже ближе к закату. Плачет умирающий день. Я слышал, есть племя дикарей, которые считают, что каждый день солнце уходит навсегда. А ведь так оно и есть. Ночь. До восхода – вечность.

КТО РАЗВРАЩАЛ советских женщин? Ответ: советские начальники. Объясню. Во все времена Россия была первой прежде всего в нравственности, от которой и сила увеличивалась. И это всегда вызывало лютую злобу и зависть. Ненавистью к России двигалась мировая цивилизация.

Но теперь-то до чего мы дожили? Девицы курят, пьют, матерятся. И не видят в этом ничего особенного. Кто заразил Россию микробами разврата, кто подточил вековые устои целомудрия? Увы, советские женщины. Далеко не все. Вначале жёны советских начальников. Тех, кто имел доступ к выездам за границу, к спецраспределителям. Для женщин вопрос моды – вопрос первейший.

Подумать только – Россия вышла в космос, имела ведущую в мире техническую мысль, лучшую литературу, спорт, балет, живопись и не могла наделать какой-то дряни: джинсов, колготок, цветных телевизоров, всякой упаковки, разных приспособлений для быта и кухни… всего-то! И безо всего этого можно было жить (большинство и жило), но змий зависти работал без устали. Начальники ездили в загранку, волокли оттуда барахло для жён, любовниц, дочерей, сапоги там всякие, лосины, туфли, всё в ярких коробках, пакетах. Жёны наряжались, выхвалялись перед подругами, сотрудницами, и тем что-то доставалось. «Красиво жить не запретишь». Мода расходилась кругами. Потом эти парики пошли. Начались по телевизору всякие конкурсы красоты, аэробики («Эта аэробика доведет до гробика» – очень точно предсказывали старухи), и что? И много-мало лет за двадцать обработали дамочек так, что им не стыдно стало держать в зубах