Почтовая открытка - Анна Берест

Закончив рассказ, она ушла, не попрощавшись. Мы с мамой молчали. Так и стояли, не двигаясь с места.

— Пойдем купим поесть, я видела булочную недалеко от мэрии, — предложила я Леле. — У меня голова кружится.

— Давай, — ответила мама.

Мы сидели в машине и ели бутерброды, совершенно оглушенные тем, что только что произошло. Молча жевали, уставившись в пустоту.

— Подведем итоги, — сказала я, доставая блокнот. — В доме номер девять новые владельцы не имеют никакого отношения к истории Рабиновичей. В доме номер семь никого не оказалось.

— Надо попытаться еще раз, после обеда.

— В третьем доме тоже никого не было.

— Потом была женщина из дома номер один, та, что говорила про клубнику.

— Думаешь, она отправила открытку?

— Все возможно. Давай попробуем сравнить ее почерк с почерком на почтовой открытке.

— Надо также учитывать мужа.

— Думаешь, они могли это сделать вдвоем? Хесус сказал, что, вероятно, текст справа и слева на открытке писали разные люди… Тогда получается правдоподобно…

Я взяла блокнот, в который мужчина записал свой адрес.

— Я отправлю Хесусу, пусть скажет, что думает. У меня также есть почерк Мириам.

— Все это очень странно…

Вдруг у Лели на дне сумочки зазвонил телефон.

— Номер скрыт, — обеспокоенно сказала она.

Я взяла у нее из рук телефон и ответила:

— Алло. Алло!

Слышалось лишь слабое дыхание. Потом звонивший отключился. Я посмотрела на Лелю, она выглядела слегка удивленной, и тут телефон зазвонил снова. Я включила громкую связь.

— Алло. Слушаю вас. Алло!

— Идите к месье Фошеру, там вы найдете рояль, — сказал неизвестный в трубке и сразу нажал отбой.

Мы с мамой смотрели друг на друга вытаращив глаза.

— Тебе о чем-нибудь говорит эта фамилия — Фошер? — спросила я Лелю.

— Конечно, говорит. Перечитай письмо от мэра Лефоржа.

Я схватила папку с письмом.

Уважаемый господин директор!

Я имею честь сообщить Вам, что после ареста семьи Рабиновичей (…) Две свиньи вместе с обнаруженным зерном сейчас находятся у г-на Жана Фошера…

— Надо было раньше догадаться. Мы же говорили об этом в машине.

— Посмотри в «Желтых страницах», может быть, найдется адрес этого Фошера. Надо обязательно с ним встретиться.

Я посмотрела в зеркало заднего вида, и у меня возникло смутное ощущение, что за нами следят. Я вышла из машины, хотелось размяться и подышать воздухом. Сзади зашумел мотор. Я зашла на сайт «Желтых страниц», но никаких следов Жана Фошера не обнаружила. Однако, введя просто фамилию Фошер, без имени, увидела на мобильном телефоне адрес.

— Что там? — спросила мама, заметив выражение моего лица.

— Господин Фошер, улица Птишмен, одиннадцать. Мы только что там проезжали.

Леля завела мотор, и мы поехали по тем же самым дорогам. Сердца у нас обеих колотились так, словно мы сознательно мчались навстречу большой опасности.

— Если сказать, что мы — родня Рабиновичей, нас ни за что не пустят в дом.

— Придется что-то придумывать. Но что? У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Никаких.

— Ну, мы должны найти предлог, чтобы он привел нас в гостиную и показал свой рояль…

— Можем сказать, что мы коллекционируем рояли?

— Нет, звучит подозрительно… Но можно сказать, что мы антиквары. Вот. Что оцениваем разные предметы, и если ему интересно…

— А вдруг он откажется?

Я нажала на звонок с фамилией Фошер. Из дома вышел пожилой, отлично сохранившийся мужчина в прекрасно отглаженной одежде. На улице вдруг стало тихо.

— Здравствуйте, — довольно любезно сказал он.

Мужчина был ухожен, чисто выбрит, щеки лоснились — явно от хорошего увлажняющего крема, волосы аккуратно подстрижены. В саду я заметила странную, крайне уродливую скульптуру. Она подсказала мне идею.

— Здравствуйте, месье, извините за беспокойство, мы работаем в Центре Помпиду в Париже, возможно, вы слышали о таком?

— Это, кажется, музей.

— Да, мы готовим большую выставку одного современного художника. Вы вообще интересуетесь искусством?

— Да, — сказал он и пригладил волосы, — ну то есть как любитель…

— Тогда вы поймете нашу просьбу. Наш художник работает со старыми фотографиями. Точнее, с фотографиями тридцатых годов.

Мама кивала при каждом моем слове, не сводя с мужчины глаз.

— И наша задача — находить для него фотографии того периода на антикварных развалах или в частных домах…

Мужчина внимательно слушал. Строго нахмуренные брови и скрещенные на груди руки свидетельствовали о том, что он не из тех, кому можно скормить всякие бредни.

— Для инсталляции нужно много фотографий того периода…

— Мы выкупаем снимки по цене от двух до трех тысяч евро, — сказала Леля.

Я посмотрела на маму с некоторым удивлением.

— Правда? — спросил мужчина. — Но о каких снимках речь?

— О, это могут быть пейзажи, фотографии памятников или просто семейные снимки… — сказала я, — но только тридцатых годов.

— Мы платим наличными, — добавила мама.

— Послушайте, — ответил приятно удивленный мужчина. — Кажется, у меня найдутся фотографии тех лет, могу их вам показать… — Он снова провел рукой по волосам и улыбнулся, показав необыкновенно белые зубы. — Подождите меня в гостиной, я посмотрю, все вещи в кабинете.

В гостиной мы сразу увидели его. Рояль. Великолепный рояль из розового дерева. Он стоял просто для украшения, как предмет обстановки. На его крышке, на кружевной салфетке, красовались выставленные в ряд фарфоровые статуэтки. Инструмент казался слишком внушительным для любительского музицирования, но что это был за рояль — четверть или три четверти, — определить невозможно. Играть на таком мог лишь опытный пианист. Рояль был величественный, с двумя позолоченными педалями в форме капель, на лакированном дереве проступали резные буквы PLEYEL. Клавиши из слоновой кости и черного дерева блестели как новенькие. И тень Эммы, сидящей на табурете, как будто обернулась к нам и тихо выдохнула: «Наконец-то вы пришли».

В комнату вошел господин Фошер. Ему показалось странным, что мы рассматриваем его рояль, и совсем не понравилось.

— У вас красивый инструмент, и, кажется, старинный, — сказала я, стараясь скрыть волнение.

— Вы тоже так считаете? — спросил он, — Вот, я нашел несколько фотографий, которые могут вас заинтересовать.

— Это семейный инструмент? — поинтересовалась мама.

— Да, да, — ответил он несколько поспешно. — Вот посмотрите, эти фотографии сделаны в тридцатых годах в нашей деревне. Думаю, они вас заинтересуют.

Фошер выглядел очень довольным своей находкой и улыбался во все свои белые зубы. Он протянул нам коробку, и мы обнаружили в ней около двадцати снимков. Фотографии дома Рабиновичей, фотографии сада Рабиновичей, цветочных клумб Рабиновичей, живности Рабиновичей… Мама изменилась в лице. Повисла томительная пауза. Ощущать рояль у себя за спиной было почти невыносимо.

— Есть еще одно фото в рамке, сейчас принесу.

На дне коробки мама увидела