Общество самоубийц - Рэйчел Хэн

она. И мы окажемся среди первых, — в голосе мужчины слышались тихое изумление и серьезность, которой раньше Лия в нем не замечала. Внезапно Тодд показался ей очень немолодым усталым человеком.

Лия уперлась одной рукой ему в грудь.

— О чем ты? — поинтересовалась она. — Что значит «мы окажемся среди первых»?

Тодд снова взглянул на нее.

— Извини, я имел в виду «мы» в смысле… Извини, — сбивчиво ответил он. — Понимаешь, меня известили, — пояснил он, — и я подумал, ну, может, тебя тоже. Тебя известили, Лия?

Тодд внимательно вглядывался в лицо Лии, но жалость в его глазах сказала ей, что он уже знает ответ. Догадался, спросил или как-то выяснил.

Лия наклонилась к нему поближе — кончики их носов разделяли несколько сантиметров, — обхватила руками его шею и почувствовала, какая она твердая и мощная, какая теплая. Представила себе цвет текущей внутри «Умной крови». И чуть-чуть сжала. Он запаниковал — это чувствовалось по его дыханию, по цвету кожи.

— Лия! — изумленно выдохнул Тодд. Она продолжала сжимать — легко, словно играя.

— Лия! — вскрикнул он, дернул бедрами и сбросил ее в сторону.

Лия упала на холодный пол. Ее локоть взорвался болью.

Теперь Тодд стоял над ней.

— Боже, Лия, да что с тобой? — он потер шею и протянул ей руку. — Прости, — повторил он, снова полный раскаяния. — Я сделал тебе больно? Мне так жаль.

Лия схватилась за локоть и попыталась выпрямить руку. Рука не шевелилась.

— Ну же, Лия! — сказал Тодд. — Я пришел сказать, что, может, мы сумеем вместе все исправить. Раз уж меня известили. Может, я смогу замолвить словечко за тебя.

Может, они сумеют вместе все исправить. Может, сумеют. Лия вспомнила про съемку смерти Эмброуза и свой разговор с Аньей, записанные на крошечную камеру в пуговице и еще не отправленные Джи Кею. Чего она ждала? Почему еще не переслала записи, не оправдалась, не вернулась к нормальной жизни? Тодд мог бы въехать обратно. Она могла бы вернуться к работе.

Но глядя в безупречные золотые глаза Тодда, Лия с ужасом поняла, что она этого не хочет. Вот в чем все дело. Ее прежняя жизнь казалась далекой и до смешного пустой. Она не могла себе представить, как снова входит в офис, сидит у себя за столом, как расчетливо обсуждает с клиентами фантастические суммы, которых не истратить и за несколько жизней — впрочем, этих жизней у них все равно не будет. Она не могла себе представить, как продолжит встречаться с Тоддом, ходить на вечеринки с витаминными коктейлями, сплетничать о том, чей тренер переспал с чьим клиентом, и шепотом обсуждать сроки друзей.

А чего она хочет?

Ответ пришел ей в голову мгновенно.

— Мне надо идти, — объявила она Тодду.

— Куда?

Лию больше не беспокоило, что он уставился на нее с подозрением. Какая разница, что думает Тодд, что они все думают?

Она быстро встала и начала одеваться, потом, взяв сумочку, окинула взглядом квартиру. На секунду ее охватило странное чувство потери, смутное ощущение, что больше она сюда никогда не вернется. Однако тяжесть в животе исчезла, и в горле у нее защекотало что-то задорное, свободное и безрассудное.

— Куда ты идешь, Лия? — Тодд удивленно смотрел на нее, все еще лежа на полу.

— Пока, Тодд, — сказала Лия.

И не дожидаясь реакции, закрыла за собой дверь.

Глава тридцать третья

Цветы, заполнявшие вазы, начали увядать. Огромные головки ярко-розовых пионов и тяжелые белые розы раскрывались, их плотные лепестки заворачивались наружу, непристойно обнажая оранжевые сердцевинки с пыльцой. Голые стебли, не выдерживая веса цветков, постепенно клонились книзу. Шарики тоже сдувались, гелий вытекал в плотный воздух комнаты, согретый жаром человеческого дыхания. Конечно, шариков было столько, что они все еще закрывали потолок, но некоторые уже спустились ниже, и их завязки с хвостиками свисали до полу.

Дети нетерпеливо ерзали на своих местах и мрачно косились на торт. Родители гладили их шелковистые головки, ворковали в маленькие ушки. «Еще немножко, — шептали они. — Веди себя хорошо». Лии казалось, что все гости украдкой поглядывают на нее — сначала на нее, потом на ее мать, которая кружила по комнате, разливая овощной пунш и распространяя хорошее настроение — упреждая назревающие скандалы и отвечая на вопросы, задаваемые напряженными голосами.

Сейчас мать оказалась у нее за спиной. Лия это знала, потому что слышала ее запах — яркие летние духи поверх солоновато-сладкого запаха ее тела, который настолько пропитал все уголки жизни Лии, что она не могла даже сказать, приятный он или нет.

— Лия, — сказала мать, опускаясь на колени рядом с ней.

Лия посмотрела в лицо матери, надеясь, что вид тепло-золотистой кожи, темных глаз и полных ореховых губ ее утешит. Но этого было мало, всегда слишком мало. Лия не могла упасть в объятия матери, не могла спрятать лицо у нее на груди. Мать была слишком сильной, слишком твердой, слишком туго натянутой. Лии не за что было зацепиться, и она снова опустила глаза. Она знала, что мать сейчас скажет.

— Он не успеет, Лия. Наверное, его рейс задержали, — она повернулась к Сэмюэлу, который стоял с ней рядом. — Скажи ей, Сэмюэл.

Сэмюэл повторил за матерью:

— Похоже, он не успеет, Лия.

Он не успеет. От этих знакомых слов что-то внутри Лии сжалось, и она почувствовала, как защипало глаза. Но она прекрасно улавливала атмосферу неловкости, переглядывания и нервные шепотки друзей и одноклассников, просидевших в разных углах гостиной несколько часов после того, как были сыграны все игры и выпит весь овощной пунш. Солнце спускалось к закату, оставляя последние оранжевые просветы в забранных жалюзи окнах.

Лии казалось, что ноги ее словно налиты свинцом, но она послушно поднялась. Комната, полная вялых детей, будто зашелестела, гости стали оживать и поднимать головы.

— Пора разрезать торт! — решительно объявила мать скорее для Лии, чем для заполнявших гостиную людей.

Гости заволновались. Дети шумно вскакивали с мест, бросая флажки и игрушки, матери поправляли волосы, отцы откашливались. Все собрались вокруг стола в самом центре комнаты. На нем красовался торт.

Лию подвели к столу и сунули ей в руку розовый пластиковый нож. Она послушно взяла его и медленно подошла к торту, не в силах отвести взгляд от входной двери.

Он сказал, что в этот раз точно успеет. Он обещал.

Но в дверях, украшенных разноцветными воздушными шариками, так никто и не появился. Он не успеет.

— Пора разрезать торт! — с легким нажимом повторила мать. В ее бодром тоне Лия слышала предупреждение, чувствовала давление, которое всегда заставляло