Миледи Ладлоу - Элизабет Гаскелл

и чревоугодие; вспоминался приезд мистера Грея и попытки миледи укротить его пыл, когда он заводил речь о пользе образования… А ныне в деревне стоял новенький школьный дом; и с тех пор как мисс Бесси была звана к миледи на чай, ее светлость дважды посетила школу, чтобы дать указания относительно заказанной ею пряжи для столового белья. Миледи давно отошла от своего старого обычая сокращать церковную службу (когда ей не хотелось слушать проповедь) и не возвращалась к нему даже при временно возглавлявшем приход мистере Кроссе, хотя все собравшиеся в церкви были бы только рады, не сомневаюсь.

И мистер Хорнер умер, и капитан Джеймс стал управлять имением вместо него… Положительный, честный, замкнутый, немногословный мистер Хорнер, пунктуальный как часы… в сюртуке табачного цвета и башмаках с серебряными пряжками!.. Иногда я спрашиваю себя, о ком мы сожалеем больше, когда теряем: о людях кипучей энергии, полных жизни, за которыми невозможно угнаться, так внезапно они появляются тут и там, о людях, с которыми несовместима сама мысль о могильной тишине, столько в них движения, страсти, напора, – или о людях неторопливых, серьезных, которые не только действуют, но и слова произносят, кажется, строго по часам; которые вроде бы вовсе не влияют на течение нашей жизни, пока пребывают с нами, но чьи методические привычки переплетаются с корнями нашего повседневного существования, в чем мы с удивлением убеждаемся, когда эти люди уходят от нас. Думаю, я больше сожалею о последних, хотя, возможно, больше любила первых. Капитан Джеймс никогда не был для меня тем, чем был мистер Хорнер, притом что прежний управляющий не сказал мне и десяти слов…

И конечно же, мисс Галиндо!.. Я хорошо помню то время, когда знала ее только по имени – очень странному, надо сказать. Помню, какой она виделась мне поначалу: чудаковатая, непредсказуемая, вздорная, во все сующая свой нос старая дева. А теперь я всем сердцем любила ее и даже немного ревновала к мисс Бесси.

О мистере Грее я никогда не думала с любовью; он внушал мне чувство, близкое к благоговению. Если бы я хотела рассказывать только о себе, вы узнали бы, сколь многим я обязана ему за все, что он делал для меня на протяжении всех томительных лет моей неизлечимой болезни. Но точно так же он относился и к другим, богатым и бедным, от миледи до карлицы Салли, служанки мисс Галиндо.

Пока я жила в Хэнбери, деревня преобразилась. Не знаю точно, по какой причине, но вы уже не встречали на перекрестке стайку молодых бездельников, которым в этот час полагалось бы трудиться засучив рукава. Я не говорю, будто все произошло исключительно благодаря мистеру Грею: работы в поле настолько прибавилось, что людям просто некогда стало слоняться без дела. А дети тихо сидели в школе и даже за ее дверьми вели себя лучше, чем в те дни, когда я еще ходила в деревню по поручению миледи. Теперь я нигде не бывала, поэтому не могу вам сказать, каким образом мисс Галиндо удовлетворяла свою неистребимую потребность браниться, но, судя по ее здоровому и довольному виду, она предавалась этому полезному занятию с прежней регулярностью.

Прежде чем я покинула Хэнбери, слух о том, что капитан Джеймс намерен взять в жены мисс Брук, старшую из двух дочерей и наследниц пекаря Брука, перестал быть только слухом. Капитан сам объявил эту новость миледи. Мало того – с отвагой, закаленной в годы морской службы, когда ему не раз случалось направлять свой корабль в самое пекло сражения, – он спросил ее светлость графиню Ладлоу, можно ли ему привести в Хэнбери-Корт свою невесту (дочь пекаря-баптиста!) и представить ее миледи.

Я рада, что не присутствовала при этом, иначе сгорела бы от стыда за него и с трепетом ждала бы ответа миледи. Она, разумеется, милостиво согласилась, но я догадываюсь, какое грозное изумление читалось в ее взгляде. Интересно, заметил ли что-нибудь капитан Джеймс.

После того как представление состоялось, я не осмелилась прямо спросить миледи, что она думает о невесте капитана, но издали намекнула на свое любопытство. Если бы упомянутая молодая особа обратилась к миссис Медликотт в надежде получить место кухарки и миссис Медликотт наняла бы ее на работу, сказала мне миледи, против этого, вероятно, нечего было бы возразить. Но поскольку речь шла не о кухарке, а о невесте капитана Королевского флота, мысленно продолжила я, то миледи явно было что возразить.

Через год после моего отъезда из Хэнбери мне принесли письмо от мисс Галиндо. Кажется, я сохранила его… Да, вот оно.

Хэнбери, 4 марта 1811 года

Милая Маргарет!

Вы просите рассказов про наши новости. Вам ли не знать, что в Хэнбери не бывает новостей! Когда вы слышали, чтобы здесь что-то случалось? Так вот, если вы покивали головой в знак согласия, то угодили в мою ловушку и жестоко ошиблись. В Хэнбери нынче полно новостей – столько событий, что не успеваешь перевести дух. Я изложу их в газетном порядке: рождения, смерти, свадьбы. Начнем с рождений. На той неделе Дженни Лукас родила двойню. Это уж слишком, скажете вы, хорошенького понемножку, и будете правы. Однако близнецы сразу умерли, так что рождение их не имело последствий. А тут еще кошка моя окотилась, принесла трех котят, и, может быть, это тоже слишком, по вашему мнению; так оно и было бы, если бы не одно обстоятельство, о котором я вам сейчас сообщу. Капитан и миссис Джеймс выбрали себе дом по соседству с Пирсоном, а в доме том мышей видимо-невидимо, но для меня это такая же удача, как для Дика Уиттингтона[93] – кишащее крысами Царство Египетское. Моя окотившаяся кошка навела меня на мысль отправиться к молодой жене капитана и предложить ей взять в дом котенка. И она благоразумно согласилась – благоразумия ей, кажется, не занимать, несмотря на баптизм, Бирмингем, булочника Брука и кое-что похуже, о чем вы непременно услышите, если наберетесь терпения. Собираясь нанести ей визит, я надела свой лучший капор – купленный в девяносто девятом году, когда бедный лорд Ладлоу в последний раз приезжал в Хэнбери, – и считала, что своим посещением оказываю ей большую честь (все-таки мой отец был некоторое время баронетом); хотя, вы же знаете, я не столь высокого мнения о себе, если на мне мое будничное платье. И кого я вижу в доме молодой четы, как не саму ее светлость леди Ладлоу! Внешне миледи не изменилась, по-прежнему изящна