Там, где поют киты - Сара Харамильо Клинкерт

сказал, что разумнее всего будет доехать на ослах до пляжа, а там нанять лодку. Оба согласно моргнули, потому что Сигифредо был из тех, с кем невозможно не согласиться. Особенно когда находишься в незнакомой дикой местности.

— Не понимаю, зачем плыть на лодке, — сказала Канделария. — Пуэрто-Артуро — это остров?

— Это место, куда просто так не подобраться, такое же, как его обитатели. Можно и на осликах доехать, но на это уйдет вдвое больше времени.

— Тогда на лодке, — сказал Факундо.

— Тогда на осликах, — сказала Канделария почти одновременно с ним, в ужасе воображая, как лодка перевернется и ей придется соприкоснуться с водой.

Они спорили, пока Факундо не начал рвать волосы, а Канделария — грызть ногти. Куры уже устроились на капоте машины, кот заснул на сиденье, а они все еще спорили. Сигифредо улегся в гамак, чтобы не вмешиваться в спор, и одним махом выпил три стакана чистого рома. Попугаи на балке спели гимн страны и две песни вальенато[12].

Канделария залезла на дерево, когда у нее кончились аргументы, почему она ни за что не сядет в лодку. Факундо же ничего не оставалось, кроме как принять таблетку, чтобы поскорее забыть о причинах ссоры. Ему пришлось выпить даже две, потому что от одной не было толку. Канделария увидела, как он расстроен, увидела, сколько клочьев волос у него в руках, спустилась с дерева и согласилась ехать до побережья, чтобы там нанять лодку до Пуэрто-Артуро.

* * *

Сначала она услышала беспрестанный неясный шум. Потом вдохнула запах. Позже провела языком по губам и почувствовала вкус. Наконец увидела и поняла, почему Факундо говорил, что красоту не нужно объяснять. Она впервые оказалась перед чем-то феноменальным, и ей хотелось все свои чувства посвятить восприятию этого чуда, а не ломать голову в попытках его понять. Отец много раз пробовал описать ей море — как будто можно попытаться выразить такое словами и не потерпеть неудачу. Теперь она видела его своими глазами: бесконечное, неутомимое, огромное. Достаточно было на секунду потеряться мыслями в монотонном движении волн, чтобы почувствовать, как недолговечны наши следы в этом мире. Невозможно было смотреть на море и не чувствовать себя ничтожным. Море охватывало даже те места, которых не достигал взгляд. Она же, Канделария, была крошечной песчинкой, такой же, как те, что она топтала ботинками, которые хоть и жали, но все же привели ее сюда.

Увидев море, она спрыгнула с ослика и побежала к кромке воды. Ботинки наполнились песком, но она была слишком возбуждена, чтобы обратить на это внимание. Она остановилась в той самой точке, где волны накатываются одна на другую, прежде чем умереть навсегда. Она увидела остатки пены и водоросли. Увидела ракушки и улиток, ползающих по песку. Она присела на корточки, коснулась воды рукой. Вода была теплая, а на вкус — более соленая, чем ей представлялось. Ей захотелось утопить свои страхи, погрузиться в морские глубины, позволить теплу воды вторгнуться во все уголки тела. Отдаться биению волн и отдохнуть, качаясь на них. Ей захотелось многого, но ее ноги были как стальные столбы, негнущиеся, вкопанные в песок.

Факундо обошел ее и исчез в волне. На мгновение он скрылся под водой, а когда вынырнул, Канделария увидела у него на лице мальчишескую радость. Он хохотал так, что его было слышно поверх сутолоки прибоя. Она долго смотрела, как он резвится, и подумала, что так, должно быть, выглядит счастье. Ей бы тоже хотелось погрузиться в воду, но ноги ее не слушались и не давали сделать ни шага. Она вспоминала про Тобиаса и его безжизненное тело, плавающее на мутной поверхности пруда.

Отвлекшись, она не заметила волну, и та намочила ей ноги и толкнула ее на землю, прежде чем она успела отступить. Она растянулась на песке, и тут уже целая череда волн ударила ей в лицо. Волны попадали в глаза, в рот, щипали и мучили. Потому что одно дело лезть в море, и совсем другое, когда море лезет в тебя без твоего согласия. Сигифредо помог ей встать, и она заметила, что рука у него такая мозолистая и темная, что похожа на древесный ствол. И эта огромная рука, ухватившая ее руку, напомнила ей о том, что уже давно никто не держал ее за руку.

— Осторожно, море коварное, — сказал Сигифредо.

— А кто не коварный? — сказала Канделария, не выпуская его руку. У нее горело лицо, было тяжело дышать. Слюна опять стала густой.

— Вы дрожите, сеньито.

— Я не сяду ни в какую лодку.

— Но, Канделария, РАДИ БОГА! — сказал Факундо, повысив голос.

Впервые Факундо назвал ее настоящим именем. И эти пять слогов, которые она так часто слышала, сейчас показались ей чужими, как будто прозвучали для нее в первый раз. Кан-де-ла-ри-я. Она почувствовала, что все взгляды обращены на нее, и ее щеки залились красным. Она ощущала, с какой скоростью кровь циркулирует по всему телу. Она с трудом сглотнула слюну. Она боялась, что намокшее платье просвечивает и четыре глаза, направленных на нее, это заметят. Она подумала про свою попу. Попыталась расправить подол, облепивший тело. Она с радостью бы убежала и где-нибудь спряталась, но пляж был просто полосой светлого песка. Пустым пространством. Только вдали виднелись стройные пальмы, высокие и изящные, вызвавшие у Канделарии зависть, потому что сама она как раз такой не была. А море впереди не давало бежать и пугало своим рычанием. В этот самый день, когда она увидела море в первый раз, она его возненавидела. И возненавидела себя за это чувство. Она была уверена, что в других обстоятельствах могла бы его полюбить.

— Ничего страшного, сеньито, — сказал Сигифредо и погладил ее по мокрым волосам. — В Пуэрто-Артуро можно доехать на ослике, и места по дороге очень красивые. Если поторопимся, доберемся до захода солнца.

Факундо набрал воздуха, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумал. Он потер голову пальцами, а потом стал чесаться так сильно, что все услышали. Несколько волосков застряло в ногтях, возможно, потому что он уже много дней их не подпиливал. Потом он закрыл лицо руками и стоял так несколько секунд, показавшихся вечностью. Он как будто готов был взорваться — дрожал всем телом, и отнюдь не от холода. Канделария подумала, что теперь лучше понимает, почему иногда надо носить маску. Это хотя бы удобнее, чем все время закрывать лицо руками.

* * *

Дорогу, по которой они отправились, протоптали местные жители босыми ногами. Деревья по обе стороны образовывали