Плач умирающих звёзд - Стейс Крамер

Рисковал он не просто так, махинации эти могли помочь ему в процветании его компании. Алэсдэйр понял, что друг влип по уши, Патриджу грозила тюрьма на огромнейший срок. Роберт плакал, умолял приятеля помочь ему и… добился своего. Мистер Брандт не придумал ничего лучше, чем сделать автором всей этой аферы одного из их работников – Маршалла Бьорна. Это был совсем зеленый, старательный, застенчивый юноша из бедной семьи. Лучшей жертвы и не найти! Итог этой истории таков: Маршалла арестовали (Брандт как-то так умело подтасовал документы, подделал подписи и пр.), а Алэсдэйр и Роберт продолжили наращивать свой бизнес и жить без капли раскаяния за погубленную судьбу безвинного паренька.

…Много лет прошло с той поры. Алэсдэйр и Роберт предали это дело глубочайшему забвению. И вот как раз в тот день, когда Диана узнала грязненький секрет матери, один из знакомых мистера Брандта сообщил ему, что Маршалл был выпущен из тюрьмы за примерное поведение. В тот же день Адэсэдэйр лично убедился в правдивости этой новости: он встретил Маршалла!

После ужина Алэсдэйр вбежал в свой кабинет, схватил телефон и стал без остановки звонить Роберту. Патридж ответил на звонок только с десятого раза:

– Дружище, ну что за срочность такая?

– Маршалл Бьорн освободился! – без промедления сообщил Алэсдэйр.

– Да этого быть не может!..

– Я видел его сегодня у офиса.

– Столько лет прошло… Он ведь изменился, как и мы, постарел. Как же ты узнал его?

– Лицо его, может, и изменилось, а вот полный ненависти взгляд, которым он наградил меня в день своего ареста, остался таким же.

– …Вы разговаривали?

– Нет. Он просто молча смотрел на меня, а потом ушел.

– Ну и скатертью дорожка ему! – со свистящим смехом ответил мистер Патридж.

– Роберт, неужели ты не понимаешь, что раз Маршалл на свободе, то нам конец?!

– Не нам, а тебе. Ты же его подставил.

– Но я это сделал ради тебя. Ты меня просил!

– Но он об этом не знает. Слава богу. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– У меня есть предчувствие, что он так просто от меня не отстанет. Он непременно отомстит мне. Возможно, даже убьет…

– Предчувствие? Ха-ха, а я думал, только бабы любят тешить себя всякими предчувствиями. Бьорн только что вышел из тюрьмы, зачем ему туда возвращаться, а?

– Все равно мне неспокойно. Я отнял у него большую часть жизни. Такое не прощают и не забывают.

– Повторяю свой вопрос: что ты от меня хочешь? – спросил Роберт, нарочно громко зевнув, дабы показать, как ему наскучил этот разговор.

– Помощи… защиты, – беспомощно отозвался Алэсдэйр.

– Прикажешь мне дежурить у твоего дома? Ходить за тобой повсюду с ружьем? Так, что ли? Алэсдэйр, я передал тебе «ГолдэндПауэр». Компания твоя и проблемы теперь тоже только твои!

– Но у меня же семья… – совсем потеряв присутствие духа, проговорил мистер Брандт.

– У меня тоже семья! – пророкотал Роберт. – Ни я, ни Крейна, ни Джулиан не должны страдать из-за того, во что ты вляпался!

Эти хладнокровные слова по силе были равны тысяче увесистых пощечин. Алэсдэйр Брандт остался совсем один в лапах огромной, безотвязной беды.

Предчувствие его, к сожалению, не обмануло.

Глава 23

С прискорбием должна сознаться, что Калантия теперь почти не находила радости в своих визитах к матери. Раздражающе светлые больничные, сияющие никелем, коридоры с запахом страдающего человеческого тела, шарканье анемичных пациентов, пустопорожняя болтовня медсестер… Каждая деталь этого заунывного, стерильного мира причиняла Калли боль. Это гигантский лабиринт, из которого нет выхода. И даже помойный мирок «Машеньки» со всеми его вечно пьяными паразитами, доныне презираемый Калли, казался ей теперь райским уголком, где всегда можно забыться. Больше всего боли ей доставляла Мэйджа с ее непреходящими перепадами настроения и хронически грустными глазами, что, казалось, уже устали смотреть на этот мир.

Беседа, что я опишу далее, произошла во время каникул. Калли и Мэйджа вышли на прогулку в больничный скверик.

– Мама, я все видела, – сделала замечание Калли, после того как Мэйджа сдвинула медицинскую маску с носа.

– Как же хочется просто подышать воздухом… Ничего не будет, если я сниму эту чертову маску хотя бы на минуту.

– Давай не будем опять спорить. Все равно я не уступлю.

С яростным визгом Мэйджа надела маску как полагается.

– …Как дико изменилась наша жизнь. Раньше мы спорили с тобой, где бы провести каникулы: в Церматте или в Санкт-Морице. А теперь, ох…

– Не переживай. Мы поедем с тобой еще и в Церматт, и в Санкт-Мориц. Это такие мелочи, по сравнению с тем, что ты уже имеешь сейчас.

– Что же я имею? – недобро рассмеялась Мэйджа.

– Вторую жизнь. Мама, ты заново родилась, неужели до сих пор ты не поняла этого? Ты победила страшную болезнь!

– Еще не победила, – ответила мать таким тоном, каким обычно прогоняют бесцеремонно прицепившуюся вокзальную попрошайку. – Заново родилась… Руди сказал мне то же самое.

– Руди? – с испугом спросила Калли, точно мать упомянула того, кого уже давно нет в живых. – Он приходил к тебе?

– Да, он довольно часто навещает меня. – Мэйджа тут остановилась и с укоризной поглядела на дочь. – Я вот все думаю, есть ли в тебе хоть капля мужества, чтобы признаться мне?

– Полагаю, он меня опередил. – Лицо Калли гневно передернулось. – Нажаловался уже?

– Руди не из тех, кто жалуется. Я все поняла по его глазам. Они были так печальны!.. Я задала ему прямой вопрос: «Вы с Калли вместе?», а он прямо ответил: «Нет».

– Что же ты так огорчилась, мама? Вы с отцом были против того, чтобы я с ним встречалась, разве не так?

– Тогда я не знала, какой он на самом деле. Я считала, что он не достоин тебя, а теперь убеждена, что это ты его не достойна.

– Вот как?! Спасибо, мамуля!

– Руди – добрый, благородный человек. Он безумно… безумно любит тебя! Если бы не Руди, мы бы всей семьей оказались на улице, после того как Спенсер продал наш дом; если бы не Руди, меня бы сейчас не было, так как изначально я лечилась на его деньги. Только благодаря Руди ты вернулась в «Греджерс». Господи, да можно бесконечно перечислять все достоинства Руди Фокса!

– Да, он сделал все, чтобы привязать меня к себе, – странная, жестокая улыбка сквозь слезы озарила лицо Калантии. Такое поведение свойственно человеку, что прекрасно осознает разумом свою вину. Человек этот слишком сильно запутался во всех наворотах своей зловредной судьбы, но он не признается в этом, доколе не восчувствует сердцем, что раскаяние – есть единственный путь к восстановлению себя.