Книжная лавка фонарщика - Софи Остин

пнул, закричал. Но его сковало оцепенение. Его жестко подняли на ноги и стали обыскивать. Стыд и страх накатывали на Уильяма волнами, пока из его карманов доставали все до последней монеты.

— Тут не больше фунта и шести шиллингов, босс, — сказал один из обыскивавших.

По мрачному виду здоровяка Уильям понял, что это совсем не то, что тот ожидал услышать. И это было объяснимо, учитывая, что Уильям был одет в лучший костюм дяди и шел из театра, по чему можно было предположить, что денег у него куда больше, чем на самом деле.

— Этого мало, очень мало, сынок, — сказал здоровяк. — Договор был, чтобы через три месяца в моем кармане была вся сумма плюс проценты. Я, конечно, не математик, но, по моим подсчетам, процент за этот месяц составляет два фунта и десять шиллингов. Правильно, Брон?

Тощий мужчина в другом конце комнаты кивнул:

— Все так, босс.

Сердце Уильяма заколотилось сильнее, в глазах потемнело. Даже с тем фунтом, который вернул ему Джек, у него почти не останется денег на уголь. На еду. На аренду.

— Кажется, мы с вами не с того начали, — сказал он. — Я вас неправильно понял и, очевидно, тоже кое-что до вас не донес. Может быть, мы обсудим все с самого начала? Я могу выплатить вам долг по более низкой ставке — скажем, полтора фунта в месяц. За шесть месяцев. И к марту у вас уже будет вся сумма.

— К марту ты будешь должен мне уже далеко не десять фунтов, малец. Сколько он будет мне должен, Брон?

Тощий мужчина посмотрел на своего начальника, а затем взял бумажку и начал что-то на ней строчить.

— Через шесть месяцев выйдет примерно тридцать три фунта, босс.

— Что? — Уильяма пронзил острый, леденящий страх. — Но я ведь занял только десять!

— Я начинаю думать, что ты не понимаешь, как работает этот бизнес, — прорычал здоровяк, наклонившись так близко, что Уильям почувствовал запах виски у него изо рта и сигарного дыма на лацканах. — Каждый раз, когда ты просрочиваешь выплату, проценты накапливаются. Какой процент с десяти фунтов, Брон?

— Два фунта десять шиллингов.

— И через три месяца этот процент удваивается. А ты мне хочешь заплатить даже не полный процент. Видишь теперь, малец, в чем проблема?

Уильям стиснул зубы:

— Вижу.

— Хорошо. — Здоровяк крепко хлопнул его по щеке так, что она загорелась. — Значит, ты понимаешь, почему выплатить мне нужную сумму в твоих же интересах. Срок прошел вчера. Так и где же остальные мои деньги, малец?

— Дома, — мрачно произнес Уильям. Деньги на продукты, на свечи и уголь лежали дома. В кармане у него был только фунт Джека и деньги на аренду.

— Сходи с ним, — велел тощему здоровяк, — и собери наш первый платеж. Если будешь выплачивать по три фунта, — продолжил он, обращаясь снова к Уильяму, — то через несколько месяцев уже забудешь про эту историю.

— А иначе придется чаще видеться со мной, — сказал Брон, демонстрируя зубастую улыбку.

Позже, когда мужчины ушли, а при нем осталось три жалких шиллинга, Уильям поплелся на второй этаж к своему домовладельцу, мистеру Лейчу, и, сгорая от стыда, сообщил ему, что он очень сожалеет, но с сегодняшнего дня ему придется переехать в комнату в подвале.

Мистер Лейч посмотрел на его порванный воротник, на порез на щеке и прищурился.

— Оплата вперед, — сказал он, протягивая Уильяму мясистую руку. — А иначе отдам комнату тому, кто, в отличие от вас, ни в каком дерьме не замешан.

— Я же вносил задаток за комнату наверху, — устало ответил Уильям. — Вы ведь можете просто записать его в счет другой комнаты?

— Тот задаток покрывал первую неделю аренды, — сказал мистер Лейч. — А это новая комната. Новый договор. Если хотите переехать туда, то придется заплатить два шиллинга плюс еще один шиллинг за вывоз мусора, и поскольку я человек добрый, то я закрою глаза на то, что срок платежа за прежнюю комнату истек еще вчера.

Уильям повертел в пальцах последние три монеты, которые лежали в кармане.

— Но тогда у меня ничего не останется, — сказал он, к своему ужасу, сорвавшимся голосом.

Взгляд мистера Лейча стал суровее.

— Выбор у вас простой: быть нищим и бездомным — или же просто нищим. Что вы собирались делать с этими тремя шиллингами?

Уильям не знал. Паника тисками сжимала ему горло, обхватывала шею своими ледяными пальцами и давила, давила, не позволяя дышать свободно.

— Вот, держите, — сказал он, вложив монеты в липкие ладони домовладельца. — Пойду собирать вещи.

— А я принесу ключ.

Через полчаса Уильям уже сидел в подвале на узкой кровати, чувствуя под собой впивающиеся в кожу пружины. Перед ним, в промежутках между пятнами плесени и сырости, были разбросаны его жалкие пожитки. Он закрыл глаза, пытаясь не дрожать, не чувствовать холода, который, казалось, просачивался сквозь стены и пронизывал тело до самых костей.

Моменты прошедшего дня вспышками мелькали в темноте опущенных век: яркий грим актеров в театре; скрип его кожаных туфель, когда он шел по вымощенному каменными плитами переулку; Натаниэль, стоящий перед Эвелин на коленях и сжимающий ее руку.

И только теперь он почувствовал острую боль в груди, словно его ударили прямо в сердце.

«Оно и к лучшему, — произнес голос в его голове. — Посмотри, что с тобой стало. У тебя ничего нет. Ты никто. А она заслуживает лучшего».

Глава 43

Придя в понедельник утром в магазин, Уильям обнаружил перед входной дверью выделявшееся на фоне черного лака письмо.

Оно было адресовано его дяде, но, прежде чем Уильям успел остановиться и подумать, стоит ли вскрывать чужое письмо, его пальцы уже сорвали печать.

Дорогой мистер Мортон,

С сожалением сообщаю вам, что больше не cмогу работать в книжном магазине. Надеюсь, когда наступит декабрь, это только облегчит вам жизнь, поскольку вам не придется выбирать между мной и вашим племянником. Нет худа без добра, так ведь? Если не для вас, то хотя бы для Уильяма. Или, может быть, я просто хочу в это верить, чтобы мне не было так грустно оставлять вас с ним на произвол судьбы.

Ключ я вложила в конверт. Как сможете, передайте, пожалуйста, привет Эдгару и Аллану (так я назвала гаргулий).

С наилучшими пожеланиями и глубочайшими извинениями,

достопочтенная мисс Ситон

Уильям какое-то время стоял, держа трясущимися руками письмо. В нем не было ни слова для