Студеный флот - Николай Андреевич Черкашин

корабля должен своевременно принять меры к организованному оставлению корабля личным составом. Убедившись в невозможности спасти корабль, командир принимает решение об оставлении корабля остальным личным составом.

Командир покидает корабль последним.

Статья 167. При авариях, угрожающих кораблю гибелью, в мирное время командир корабля принимает меры к посадке корабля на ближайшую отмель; в военное время у своего побережья – действует как в мирное время; вдали от своего побережья – должен затопить корабль и принять меры к невозможности его подъема и восстановления противником.

Личный состав, используя корабельные спасательные средства, организованно оставляет корабль в целях высадки на свое побережье или побережье дружественного (нейтрального) государства.

Статья 168. Командир корабля обязан особо заботиться о спасении вахтенного и навигационного журналов, секретных документов и аппаратуры, определяемой специальными положениями.

Если спасение указанных документов и аппаратуры невозможно, а также в случаях угрозы захвата их противником, они должны быть уничтожены. Ответственность за их уничтожение несет командир корабля.

9. Башилов

Мы сразу ощутили, что лодка вдруг резко просела на нос и завалилась на правый борт. Что случилось? Тонем? Кто-то на нас наскочил? Таранил? Час от часу не легче. Обстановка только накалялась в прямом и переносном смысле.

Здесь в кормовом – седьмом – отсеке набилось больше всего народу. Воздух в смежных отсеках – в шестом и пятом, не говоря о четвертом, оказался загазован до жизнеопасной нормы. Кое-кто уже наглотался угарного газа и валялся на койках. Самое скверное, что воздух и в корме начинал быстро портиться. Даже здоровым было трудно дышать, что говорить об отравленных. Их обмякшие тела безжизненно переваливались на койках в такт качке. На нижней коечке лежал и наглотавшийся угарного газа старший лейтенант-инженер Стефановский… Оживет ли земляк?! Ах как нужен был врач! Но он остался в носовом отсеке…

Можно было бы отдраить кормовой аварийный люк. Но кто мог поручиться, что он находится не под водой?

Вдруг поверху загремели чьи-то шаги. Лязгнуло железо. Потом все стихло. Мы сразу поняли, что корма над водой. Отдраили люк, но крышка лишь слегка приподнималась. Воздух пошел, но порой в щель захлестывала и волна. Хотели отжать крышку раздвижным упором. Но не нашли, во что его можно упереть в шахте люка…

Тогда Мартоплясу пришла мысль продуть топливобалластные цистерны № 8 и 9. Это позволило бы приподнять корму над водой. Но тут выяснилось, что дуть-то нечем. Сжатый воздух весь стравили, когда всплывали… Оставался резерв – командирская группа. Но и ее не удалось пустить в ход – закисли клапаны продувания.

Куда ни кинь – везде клин. И клин этот упирался в черный сектор судьбы.

10. На мостике

Абатуров уже и без бинокля видел в предрассветном светании, что на них надвигается чей-то (флаг не различался) сторожевик. Возможно, он засек на своем радаре большой неподвижный объект непонятного назначения и теперь подходит, чтобы определить, что за штука всплыла посреди пролива. Но почему он не меняет курс и прет прямо на лодку?

– Стреляй ему прямо в рубку! – приказал Абатуров. Сигнальщик пальнул ракетой в надвигающийся корабль.

Неизвестный сторожевик явно не отказывался от своего намерения таранить неизвестную же подводную лодку. Шел по-прежнему, целя форштевнем под рубку. И только пятая ракета, пущенная едва ли не в лобовые стекла ходовой рубки, заставила его отвернуть…

Пронесло! Сторожевик уходил на север, в Тирренское море. А мог бы для приличия запросить – не нужна ли помощь?

Абатуров провел перекличку всех, кто набился в ограждение рубки. Среди прочих наверху оказались минер, штурман, боцман и еще пять старшин и матросов. Белохатко лежал на деревянных рыбинах, не приходя в сознание. Он сам поднялся наверх, но тут же рухнул без чувств. Выживет ли?

11. Носовые отсеки

Во втором жилом офицерском отсеке держали оборону до последней возможности. Когда концентрация угарных газов стала смертельно опасной, капитан 2-го ранга Абатуров приказал перейти в первый отсек… После его выхода через торпедопогрузочный люк оставшихся подводников возглавил помощник командира старший лейтенант Руднев. Провели перекличку. Среди прочих здесь оказались и лодочный связист – начальник РТС лейтенант Федоров, и, что самое главное, доктор Молох, который вовсю откачивал тех, кто угорел до потери сознания, но, слава богу, не до потери пульса…

После того как самопроизвольно сработала цистерна № 3, стало ясно, что через торпедогрузочный люк теперь никто не выйдет – он под водой. Хана котенку!

Руднев и Федоров попытались открыть межпереборочный люк во второй отсек. Но полусорванная стальная дверь умывальника попала между кремальерой и крышкой люка. Как ни бились, а выбраться не смогли. Открыть их можно было только извне, точно так же, как и узников седьмого отсека.

Наворот дьявольских случайностей превзошел все мыслимые нормы.

12. Башилов

Седьмой отсек напоминал душегубку. Продержаться, дыша полуотравленным, густо надышанным воздухом, можно было лишь считаные часы.

Виски ломило нещадно. В отравленной голове настырно тикал невидимый метроном. Такое ощущение, что думать, переходить с мысли на мысль было физически больно. Каждая новая мысль давалась с превеликим трудом.

Аварийный люк не открывался, его что-то заклинило наверху, и это было очередным проявлением вездесущего закона подлости.

Мартопляс, разумеется, как никто знал устройство лодки. И в эту минуту его больше всего беспокоила другая беда: на центральном посту продолжала работать запущенная помпа. Она нагоняла в трюм воду, и лодка тяжелела, набирая новые тонны смертельно опасного балласта. Кто знает, какая еще цистерна самопроизвольно заполнится водой? По счастью, внезапно – сама по себе! – восстановилась связь с носовым отсеком. Мартопляс попросил помощника Руднева пробраться на центральный пост и отключить распредщит № 1, от которого запитывалась помпа.

– Федя, сделай это! – умолял его механик. – Родина тебя не забудет.

– Родина меня не забудет. Но и не простит, – отвечал Федя-пом, чуя за собой некую вину.

– Возьми еще кого-нибудь для страховки. Один не ходи. Понял?

– Понял. Попробую.

Трубку у механика перехватил Симбирцев:

– Федя, я пойду из четвертого. На центральном, надеюсь, встретимся, подстрахуем друг друга.

– По времени надо согласовать.

– Выходим к центральному через десять минут.

Через десять минут Симбирцев, облаченный в камбузный халат, чтобы прикрыть от ожогов плечи, спину и грудь, натянув маску изолирующего противогаза, похожий на белое привидение из бреда параноика, двинулся в опасный путь, подсвечивая себе аварийным фонарем. Довольно быстро он прошел через шестой, огибая станции управления электромоторами, потом проник в очень задымленный пятый (дизельный), почти на ощупь перебрался из него в четвертый, задымленный столь же густо, как и пятый. Здесь он приложил ладонь к стальной переборке, разделяющей отсек с центральным постом. Она была горяча, но руку не обжигала. Тогда старпом ударил по кнопкам пусковых брикетов своего ИП