Настало время офигительных историй - Анна Вашкевич

В общем, подходим к драматичному моменту. Тому, где Леонов-Миронов в космосе висит, у него из-за разницы давлений раздувает скафандр, а потом он долго и мучительно то входит в шлюз, то пытается закрыть люк. Я гляжу, а момент и правда драматичный: все взгляды прикованы к экрану, кое-кто дышит через раз. Вот Леонов уже в шлюзе, как-то там пытается закрыть его, кислород кончается…

…И тут я слышу из колонок шёпот… «Бл*… Да ну на***». Сначала подумала, что померещилось. А потом, когда Леонов всё-таки закрыл люк, тот же голос из колонок шёпотом продолжил: «Ну пи****… Краса-а-а-ава…»

То есть вы понимаете, какова великая сила искусства? Парень пришёл в кинозал, чтобы своровать кино, достал камеру и так разволновался, что не смог сдержать свои переживания. Он так же, как и мои подопечные, ни фига не знал про первый выход в открытый космос. Он чертовски переживал за Леонова.

«Твою мать», – подумала я грустно. Мысленно начала составлять текст объяснительной.

Потом перевела взгляд на зэков. Они по-прежнему сидели как парализованные.

Очевидно, каждый из них в тот момент думал примерно то же, что этот безвестный пират большого кинобизнеса. Поэтому его слова так гармонично вошли в фильм и ни у кого не вызвали вопросов. Может, так сказал сам Леонов? Или Павел Беляев? По крайней мере, могли, ситуация-то казалась патовой.

Самое обидное, что этот едва слышный шёпот звучал чётче, чем многие реплики в фильме.

Кино мы досмотрели, всем понравилось.

Но «экранки» я больше никогда не качала. И вам не советую.

Глава 13. Люди, которые играют в игры

Марк Твен говорил: «Работа – это то, что человек обязан делать, а Игра – это то, чего он делать не обязан. Поэтому делать искусственные цветы или носить воду в решете есть работа, а сбивать кегли или восходить на Монблан – забава». К этим мудрым словам нечего прибавить. Именно потому, что от игры всегда можно отказаться, скорчить мину и сказать: «Какая глупость, это всего лишь игра», она такая притягательная для людей всех возрастов. По моему личному наблюдению, если человек во что-то увлечённо играет, с ним всегда можно договориться. Возможно, потому что я сама игрок в определённом смысле.

Чтобы ученикам (и, конечно, учителям) не было скучно, время от времени в школе проводились предметные декады. Две рабочие недели ученики, если так можно выразиться, «погружались в предмет». Даже если не умели плавать. А уж что проводить при этом, решали учителя. Хочешь – конкурсы показывай, хочешь – фильмы делай, или наоборот. Главное, пусть к тебе придут сколько-то штук учеников и, так сказать, проявят свою активность. А мы их потом наградим. Блокнотики купим, ручки, папки там…

Поначалу мне было немного грустно. Помню, казалось унизительным дарить подопечным на первое сентября календарики: они же взрослые мужики, в конце концов. Но, как я уже писала, даже такая мелочь для них была чем-то очень значимым. Теперь эта маленькая вещица становится их, только их собственностью, частичкой микробыта в спальне на тридцать человек. И дал эту вещь обычный человек с воли, учитель, просто так, за то, что они к нему пришли. И ученикам становилось приятно. «А если им будет приятно, то и мне будет приятно», – слегка перефразирую Рубика из «Мимино».

Дошла и до меня очередь. Русский и литературу на время декады объединили с английским языком. Собрались мы как-то учительским трио: я, ещё одна русичка и англичанин – и принялись судить да рядить, что делать будем. Расписали все дни, чтобы не разрывать активистов между собой, и стали придумывать.

А я в то время жила как Чехов. У того медицина была женой, а литература – любовницей, у меня же на эти роли были назначены тюремная и обычная «человеческая» школа. Я в ней ещё до увольнения один занятный проект с детьми вела, а потом, когда место работы сменила, всё равно туда наведывалась. Мы с ребятками посиживали, пряники жевали, отрабатывали проект, и это были у меня такие каникулы души. Но суть в том, что с этими детьми мы очень часто играли в разные игры: словесные, на общую эрудицию, на логику. И так мне стало скучно просто проводить очередную «муть для галочки», что я решила: будем, блин, в тюрьме играть!

Накачала шарад, чайнвордов и, самое главное, мою усладу – головохвостов. Это такое словесное извращение, которое при правильной подаче гарантирует полный «отрыв башни». Оформила, распечатала. Ещё и объявления сделала, и по коридорам развесила.

Поначалу шло слабо. Ученики заходили, брали листочки, чесали затылки… Кто-то листочек возвращал, кто-то нет… А потом начался караул и светопреставление.

Полколонии, не меньше, решало головохвосты.

Кто-то понёс листок в отряд, находил там самого умного мужика, и они сидели коллективно разгадывали. У кого-то надзиратели отобрали: подумали, что шифр какой секретный. Как-то раз я зашла в кабинет завуча и разглядела у неё на столе знакомый квиток.

– И ещё, Аня, – завуч устало посмотрела на меня и ткнула пальцем в листочек, – «ЛИ» и «ЕЛЬ». И что тут между ними поставишь?..

– Две буквы: «ТР». Получается «ЛИТРЕЛЬ»: «ЛИТР» и «ТРЕЛЬ».

– Вот блин, – сказала завуч и с досадой сплюнула.

Награждали победителей за конкурсы в по-настоящему королевской обстановке: класс был битком забит зрителями. Призёрам аплодировали, победителей чествовали, правильные ответы зачитывали. Это был мой триумф. Наконец и я показала всем «кузькину мать» и доказала, что достойна входить в тутошний конгломерат специалистов. Но потом опять пришли серые будни, и шум праздника поутих.

До сих пор вспоминаю ученика Юру, эвенка, всегда грустного от разлуки с родиной. Он как-то зашёл ко мне, потрепался и уже на выходе сообщил:

– А я до сих пор помню, представляете? «Эй, жлоб, где туз? Прячь юных съёмщиц в шкаф!»

Помню, Юра. Помню, как ты весь барак этой фразой пытал. И как начальника отряда слегка нервничать заставил. Это хорошо, что ты над чем-то ломал голову, кроме тяжелых мыслей. Значит, эта шутка немного скрасила твою жизнь.

Глава 14. Шпионские страсти

Если ты устраиваешься работать в тюрьму, то одним из обязательных обрядов инициации становится посещение кабинета оперов.

Оперативники жили за железной дверью, укрепленной изнутри ещё и решёткой, отчего их кабинету иногда не хватало таблички «Не кормить!» Про оперов ходили легенды: говорили, что они везде и нигде, что знают