Фантом Я - Ольга Устинова

Евгений брел до конца колоннады к стене, в которую она упиралась, и здесь любил постоять у венчающей галлерею, в оправе из золотых завитков, иконы. Было в ней что-то, притягивающее Евгения с первого шага в собор, магнетизм, влекущий Евгения сначала к собору, а потом туда, к стене в конце галереи темных застекленностей.

Евгений не мог понять причин этой влекущей силы. Он вглядывался в тающий, расплывающийся в блеске стекла темный лик святого, чьим именем был назван город при рождении, но разбирал лишь себя и аллею свечей меж колонн за своей спиной, золотым треугольником уходящую в глубь иконы, и рыжий жар свечей освещал темное лицо Евгения в стекле и ладошки под собственным ликом.

Бочком выбирался Евгений из собора, стесняясь перекреститься, сторонясь величественных монахов, в черных рясах и длинных цилиндрических шапках проплывающих мимо.

Так выбирался он в углем нарисованный, вмерзший в лед графический сад, залитый поверх льда талой водой, и, опасаясь бабуленек, шел, опустив голову, по главной аллее к выходу, разбрызгивая воду, играя с золотом барокко в раскачивающемся под ним соборе.

Л Е Т О

Они плыли на лодке по усыпанной веснушками листьев после недавней летней грозы с ураганным ветром Мойке. Гроза чисто вымыла здания и увеличила яркость мягких красок окрестной старины, окрестных старожилок-лип и оживленных после душа дворцов.

Евгений вгрызался веслами в голубое, излучающее радость очищения дождем небо, метал брызгами в облака, выуживал на весла встречные листья и, что было для него не характерно, даже не замечал послегрозового обновленного городского интерьера, ибо решался для них с Ольгой важный вопрос, порожденный в электрическом воздухе почти решительным голосом Евгения: «А не пожениться ли нам в самом деле?»

На что Ольга, встретив в воде открытой ладонью резной зеленый лист, сказала очень нехитрое, давно для себя на этот случай решенное и потому, что ж его толку скрывать, — ДА. И прибавила, поскольку случилось ей быть практичнее Евгения, сакраментальное в городе двух измерений речение — крик души: «А есть ли нам где жить?»

Воистину она была права. Жить им было негде. Евгений существовал в старинном добротном флигеле на Екатерининском канале, где занимал в бывшей отцовской квартире дальнюю, затерянную в глубине коридоров пятиугольную комнату и делил ее вдвоем с матерью.

Был флигель тот стар, прелестен и, как сказано, добротен. Был он привычной городской классикой. Были в нем белые выступы кирпичиками под крышей, были белые каменные колонки по бокам окон, было все, что делает дом единоличностью, отличающейся навсегда и неповторимо от соседа справа и соседа слева.

Евгений любил свою пятиугольную комнату, застывший глянец канала под окном, любил пунктир решеток, что пробегал под окнами, нанизывая на себя кольца деревянных мостиков, и верных стражей детства своего и всей его, Евгения, жизни — крылатых грифов, что уставились друг в друга, не поделив соединительные тросы, на коих держался славный скрипучий мостик — любимец Евгения, и так застыли, подавившись каждый своим концом стального каната, и друг на друга навек оскалившись.

Мать Евгения, прямая как свечка, с седыми как гребень волны волосами, сказала ласково и грустно:

— Ты хочешь жениться, мой дорогой сын. Известно ли тебе, что не жених тот, кто не может привести невесту в собственный дом? Где твой дом, Евгений? Или ты хочешь выгнать старуху на улицу?

Евгений поцеловал руку великолепной как свечка женщины и не нашел ответа.

Евгений поступил так, как поступали многие неимущие мужчины его времени. Евгений поселился в крохотной Ольгиной комнатушке, положившись на оптимистическую народную мудрость, утверждавшую, что можно найти рай в шалаше с любимой.

РАЙ В ШАЛАШЕ

Когда-то, проходя по каналам, очаровывался Евгений полукруглыми как долька апельсина окнами над арками старых фасадов. Казалось Евгению милым смотреть на мир сквозь стеклянную дольку, казалось ему милым впустить в комнату столько города, сколько разрешает щедрая, во всю стену дуга. И мечталось жить не тесным пространством комнаты, а — в этом, от полу, дуговом пространстве выхода тесных квадратных метров на вольницу каналов, во все более и более заполняемый прямоугольниками лик города.

Приглядываясь, однако, постепенно к этим окнам повнимательнее и побывав у кого-то из знакомых в качестве гостя в подобной комнате, понял Евгений, сколь неуютно житье с полукруглым пещерным выходом в мир.

Слишком великое сходство с пещерой лишало необычной формы жилище обаяния в сером рутинном существовании города, обаяния, коему поддавался ранее Евгений, наблюдая эти окна во времена своих путешествий по каналам.

Именно здесь поселился Евгений с Ольгой, под сводами неандертала, как обозначил он для себя свое новое жилище; и хоть вблизи пещерное житье не показалось Евгению лучшим из имеющихся в огромном каменном граде, но Евгений и Ольга были так заняты друг другом, что своды на них пока не давили.

Однако Евгений не мог совсем уж не замечать давление этих сводов, будучи здесь не в качестве романтически настроенного визитера, а в качестве обреченного жить под ними. И начал потихоньку Евгений ощущать себя под ними замурованным в гробницу.

Здесь, в Ольгиной комнате, пространство, выделенное на жизнь человеческому существу государством, было столь мизерно, было столь бесчеловечно мало и душно, и потолок так придавливал в нескольких сантиметрах от головы вниз, к земле, что уничтожал весь привычный полет фантазии Евгения, навязывая Евгению реальность в пыльных метрах, вместо полета в свежести пространства над блестящими глянцевыми каналами.

Евгений тянул Ольгу с собой в свои путешествия по затонувшим сокровищам Атлантиды, и это их совместное бродяжничество примиряло Евгения с неандерталом, коль скоро неандерталу этому выпала честь торчать вехой, флажком, башней маяка, крошечным пиком вулкана над водяными кругами погрузившегося в воды серого океана легендарного царства.

Но поползли слухи, вскоре после переезда Евгения к Ольге, что «шалаш» приговаривают к сносу, и с ними носилась Ольга как с флагами освобождения и надежды (на счастье просторное и светлое) где-то в дальних полях новостроек, в сереньких побратимах-зданиях, расставленных на ребро костяшками домино, то параллельно друг другу, а то перпендикулярно, а то опять параллельно.

Как выразил свои наблюдения за этими краями Евгений: «Там гудит ветер, и бьются люди за редкие автобусы, а более ничего не происходит».

ОЛЬГИНЫ СТРАСТИ

Нет, Ольга была совсем не в восторге от своего семейного житья.

Ольге безнадежно-отчаянно мечталось пудрить нос