Фантом Я - Ольга Устинова

столь кружевны линии фасадов и украшений, что все это вместе, движущееся в одной тональности и ритме, Евгений воспринимал как балет, где башенки льнули друг к другу партнерами в бело-розовом адажио, и все остальное месиво кривых и волнистых, коротких и длинных, до противоположной набережной, линий, сбегалось в одно балетной мизансценой и расходилось в плавном хороводе.

Для краткости церковь значилась в коллекции отражений Евгения как балерина-церковь.

Но вот что произошло, случилось, свалилось на голову потрясенному Евгению незадолго до той весны; вот как произошло это дословно, точь-в-точь и шаг за шагом в тот день, навсегда отвернувший внимание Евгения от мира надводной неряшливости и пренебрежения к ритмам красоты.

Однажды, привычно проходя по каналу и привычно же ориентируясь и находя дорогу по череде и последовательности отражений, почувствовал вдруг себя Евгений странно, тревожно как-то, приближаясь к тому, любимому своему, повороту, выступу канала. Все еще задумавшись и машинально следуя череде кивающих ему в грациозном и степенном приветствии отражений, почуял Евгений некую необычную пустоту на мысу канала. Все еще пребывая где-то в мыслях, по ту сторону видимого и ощущаемого, миновал Евгений озадаченно поворот, где с противоположного берега пустила корни изощренного сложения игрушечная церковь бело-розовым лотосом, как вдруг остановился, себе не веря и еще боясь обернуться и убедиться в невероятном пробеле, отсутствии ее, церкви, как некоего невосполнимого звена в цепи отражений.

Евгений, себе не веря, считая себя за внезапно с ума сошедшего, испугался, почуяв угрозу равновесию разума своего, когда обнаружил в воде эту недостачу; усомнился, вернулся, метался, уже в панике, уже не будучи уверенным, что это бело-розовое лотосоподобное когда-нибудь здесь существовало. Ужаснулся Евгений тому, что все это, может быть, лишь был прекрасный нежный сон, игра его воображения, и снова выискивал, пересчитывая последовательность дворцов и зданий, и не находил что искал. Пока не взглянул, медленно, не решаясь, вверх и там обнаружил отсутствие куполов в воздухе, на положенном месте, и мерзкую, как бы еще дымящуюся пепелищем после пожара, безобразную груду обломков взорванной балерины-церкви.

С тех пор Евгений повадился вести как бы инвентаризацию своему подводному хранилищу — золотой кладовой живых теней городской красы.

Он начинал с утра и брел от центра города, где жил, нанеся почтительный визит патриарху отражений, гиганту-собору, и далее в глубь сети каналов, к другому собору, где заходил он внутрь самого собора заглянуть в стеклянный мир икон с пылающими в них свечами.

Заходил в Голландию, где стоял на деревянных ветхих мостиках, посреди их, единственный в столь странном времяпрепровождении, заключавшемся, казалось, ни в чем, кроме разговора с самим собой в четвертом измерении игрушечного канальчика, укрытого плакучей ивой.

Грустно ведал Евгений своему двойнику и собрату, компаньону по водным хождениям, спутнику там, в подводном хранилище города, о том, чего на сегодняшний день не хватало в кладовых его, что на сегодняшний день исчезло, было убрано с ватерлиний аквариумов пунктирных лент каналов, как ненужные декорации новыми постановщиками балета.

Золотые и зеленые аллеи парков, больших и малых, уводили его к потаенным круглым прудам, где в их застылой твердости остановилась душа красоты в своей квинтэссенции.

Так обычно проходил воскресный день Евгения.

Иногда шел Евгений по площадям, в центре островов, вдали от каналов. Там Евгений двигался на опоре отражения по залитому талой водой весеннему городу, разглядывал длинноногое свое продолжение в воде, чувствуя себя на котурнах, что давало щуплому Евгению ощущение величавости. «Величия? — спрашивал у себя Евгений, — или величавости?» Отражению было как бы и все равно. Евгений болтанет привычно мокрым ботинком в луже, отражение согласно закивает на бурных волнах: «Всегда с тобой, всегда с тобой!»

«Так-то», — скажет поощрительно Евгений, продолжая путь свой либо в скучную, забитую и прокуренную канцелярствующим народом контору, либо домой, к матери.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ОЛЬГОЙ

В тот день Евгений шел по прямому каналу, наблюдая приветственно кивающую цепочку отражений на противоположном берегу.

Широко улыбался, разинув рот подворотни, желтый с белым дворец. Вульгарным бельем, развешеннам на веревке набережной, повисли втиснувшиеся в эпоху красоты серенькие, прямоугольные новые здания, без единого изгиба фантазии в их прямолинейной несгибаемости. Эти висели неживыми простынями рядом с весело дрыгающими ногами в воде дворцами.

«Вибрация красоты не принимает вибрацию безобразия», грустно подумал Евгений, наблюдая это веселое игнорирование обитателями канала случайно затесавшейся сюда, без права быть принятой, скучной серости.

Заканчивая обзор очередного аквариума между овалами двух мостиков, Евгений приостановился было, завороженный приклеившимся на синюю муть канала красным пламенным объявлением о сносе во имя каких-то индустриальных соображений всеми любимого коттеджа — предмета милой классики, одного из старожилов в округе; и тут увидел нечто, что остановило его дыхание. И даже пульсирующее содержимое в аквариуме канала, меж двух мостов, выгнувших над водой спины сердитыми котами, перестало дрожать и покачиваться на движущемся сквозь кольца мостов зеркальном транспортере канала. И все остановилось, фиксируя момент.

А происходило там и тут вот что.

По горбику моста и дополняющей его кольцо подводной части двигалась Ольга.

День был такой голубой, какой городу туманов может только присниться. Евгений следил, как три разноцветных зигзаговых полоски объявились на подводной части деревянного кольца и заплясали по водной ряби, пересекая канал. Танцующее змеиное семейство, в яркой цветовой гармонии друг с другом, приостановилось на середине деревянной дуги перил, выплясывая ритм канала.

Особенно поразил Евгения электрический голубой — с краю от сияющего белого. Затянутое летним небом с облаками дно канала служило фоном кому-то, глазеющему в воду, как и он, Евгений. Розовый, пожалуй, был чуть ярковат, решил Евгений, но голубое это электричество — фантастика.

«Кто мог одевать себя под цвет дня?» — подумал Евгений, поднял глаза на мир вокруг и увидел Ольгу, спускающуюся рядом с ним по ступенькам мостика.

НИКОЛЬСКИЙ СОБОР

Любил бродить Евгений по темной аллее колонн, меж рядов застекленных икон на каменных стенах и рядов золотых свечей вдоль темных икон, плавящихся в многоярусных подсвечниках на высоких золотых треногах, солнцем утопая в иконных стеклах.

Бродя от иконы к иконе, Евгений вглядывался в лик себя в мерцающем стекле и жаркое солнце свечей в нем, и только с трудом, за собою, прочитывал он лик святого, в плохо различимой его потемнелости от времени. Евгений даже ладошки складывал молебно, бродя от стекла к стеклу, как бабуленьки в черных платках, чтоб не походить на чужестранца, туриста там какого, а еще потому, что бабуленек Евгений боялся. Одна бабуленька, выйдя из церкви, вдруг осатанела и пригрозила Евгению клюкой. За