Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню

Этот рассказ показался им вздорным, но все же породил известное возбуждение, которое по утрам находило себе выход в веселье, а когда на огромное безлюдное здание спускалась ночь – в легком трепете, не лишенном, впрочем, приятности. Затем, однако, искорка веры разгорелась внезапно в настоящий костер.

Старый Лоренс, не склонный к снам наяву, обладатель холодной головы и ястребиного глаза, узрел ту же фигуру и в тот же самый вечерний час, когда ровный закатный свет окрасил верхушки башен и кроны росших вокруг высоких деревьев.

Старик вошел через большие ворота во двор, и его слуха тут же достиг резкий тревожный щебет, какой издают воробьи при виде кошки или ястреба; провожая глазами стайку, вспорхнувшую из густого плюща, которым была увита стена слева, старый Лоренс случайно перевел взгляд на башню и вздрогнул: в нише того окна, где появлялся огонек, стоял, скрестив руки, худой нескладный человек; локтями он опирался на каменную перекладину окна и смотрел вниз, на губах его играла странная болезненная улыбка, на одной из желтых ввалившихся щек виднелась красная «винная» отметина.

– Ну вот ты и попался наконец, негодяй! – воскликнул Ларри в странной ярости и страхе. – А ну спрыгивай сюда, на траву, и сдавайся, а не то я тебя застрелю.

Подкрепив свою угрозу ругательством, он вытащил из кармана камзола кобуру с длинным пистолетом, который всегда носил при себе, и ловко прицелился.

– Считаю до десяти: раз, два, три, четыре. Шаг назад, и я стреляю, имей в виду; пять, шесть… лучше поторапливайся… семь, восемь, девять… ну, прыгай, пока не поздно. Нет? Тогда получай… десять!

Грянул выстрел. Ларри был меткий стрелок, а от зловещего незнакомца его отделяли каких-нибудь пятнадцать ярдов. Но на этот раз Ларри позорно промахнулся: пуля отклонилась на целый ярд вбок и попала в каменную стену, выбив немного белой пыли, а чужак даже не изменил своей небрежной позы и продолжал все так же сардонически улыбаться.

Ларри охватили досада и злость.

– Теперь-то уж тебе не уйти, красавчик! – сказал он с ухмылкой, заменяя дымящийся пистолет запасным, заряженным.

– Во что это ты палишь, Ларри? – послышался совсем рядом знакомый голос, и Ларри увидел хозяина, которого сопровождал красивый молодой человек в плаще.

– В злодея, ваша честь, там, в окне.

– Но там же никого нет, Ларри, – произнес Де Лейси с улыбкой, до которой не так уж часто снисходил.

На глазах у Ларри фигура в окне потускнела и, не отступая, как бы растворилась в воздухе. Висячий пучок желтого и красного плюща подозрительно покачивался в том месте, где было лицо, разрушенная и выцветшая каменная кладка в глубине комнаты повторяла очертания и окраску рук и туловища, а две неровные полосы красно-желтого лишайника, с их изогнутым контуром, напоминали две длинные худые икры. Ларри перекрестился, провел рукой по взмокшему лбу, протер глаза и не сразу сумел заговорить. Это было дьявольское наваждение: он мог бы поклясться, что рассмотрел лицо неизвестного вплоть до мельчайших черточек, видел кружева и пуговицы на плаще и камзоле, даже длинные ногти и тонкие желтые пальцы над поперечиной окна, где не осталось теперь ничего, кроме ржавых пятен.

Молодой человек, прибывший с Де Лейси, задержался в замке на ночь и с явным удовольствием принял участие в семейной трапезе. Красота и забавные шутки младшей из сестер, видимо, заставили этого веселого и красивого француза пожалеть о том, что время пробежало быстро и наступил час прощания.

Рано утром гость уехал, а Ултор Де Лейси завел со старшей дочерью долгий разговор, пока младшая, как обычно по утрам, сбивала масло (ибо помимо прочего имущества эти proles generosa[10] сумели сохранить за собой и смирную маленькую коровку Керри).

Отец рассказал Элис, что, уехав в последний раз из Капперкуллена, посетил Францию, что монарх был добр и благорасположен и для ее сестры Уны устроилась прекрасная партия. Высокородный молодой джентльмен не располагал большим богатством, однако же имел земельные владения и nom de terre[11], а также армейский капитанский чин. Короче говоря, это был тот самый джентльмен, с которым они простились утром. Распространяться о том, какого рода дела призвали гостя в Ирландию, не было необходимости. Де Лейси, однако, воспользовался этим случаем, дабы представить молодого человека своей дочери, и убедился, что знакомство произвело на него как раз то впечатление, какое было желательно.

– Тебе, дорогая Элис, как ты знаешь, назначено поступить в монастырь. В противном случае…

Отец на мгновение заколебался.

– Ты прав, дорогой отец, – целуя ему руку, отвечала Элис, – монастырь – моя судьба, и никакие земные привязанности и соблазны не отвлекут меня от этого святого предназначения.

– Как бы то ни было, – произнес отец, отвечая на ее ласку, – неволить тебя я не намерен. В любом случае ты удалишься в монастырь не ранее, чем выйдет замуж Уна. А это, ввиду многих веских обстоятельств, произойдет через год, а то и позднее; тогда мы оставим наше нынешнее странное и убогое обиталище и отправимся в Париж; там имеется немало подходящих монастырей, числящих среди своих сестер благороднейших дам Франции; а благодаря брачному союзу Уны продолжит существование если не имя, то, по крайней мере, наши кровь, род, дворянский титул, которые, если только есть на земле справедливость, вновь обретут могущество и достоинство в стране, видевшей их былую славу и временные невзгоды. Между тем нам следует скрывать эти планы от Уны. Здесь она надежно укрыта от поклонников и от любви, однако же, узнав, что рука ее твердо обещана, Уна может закапризничать или возроптать, что будет неприятно и мне, и тебе; поэтому храни все в секрете.

Тем же вечером Ултор Де Лейси отправился с Элис на прогулку вдоль стен их жилища; они вели серьезный разговор, и отец, как обычно, смутными намеками обрисовал дочери один из тех воздушных замков, что постоянно занимали его воображение и оживляли увядающие надежды.

Они прошлись по красивой темно-зеленой лужайке, в тени от серых стен замка и от леса, местами подступавшего вплотную, и, обогнув колокольную башню, обнаружили незнакомца, шагавшего им навстречу. Элис никогда еще не видела здесь чужих, за исключением гостя, привезенного отцом, и поэтому от удивления и испуга застыла на месте.

Однако не только неожиданность появления, но, главное, сама внешность незнакомца вызывала неприятные чувства. Он был очень странен на вид: высок, худ и неуклюж, одет в грязное платье будто бы испанского покроя, коричневый плащ с кружевами и