Голые среди волков - Бруно Апиц

– Товарищи, надо выждать!

Подошли два блокфюрера.

– Что здесь такое?

Несколько заключенных, из любопытства затесавшихся в толпу старост, поспешно отошли. Кремер и блоковые сняли шапки.

– Мы были у ворот – объяснил Кремер. – С нами говорил начальник лагеря.

– Лагерь будет сдан, – крикнули несколько старост.

Блокфюреры не вступали в прения с заключенными.

– Разойтись по блокам, живо! – заорали они. Повинуясь приказу, толпа рассеялась.

Цвайлинг уныло сидел за письменным столом. История с еврейским ублюдком вышла ему боком. Хитрый Райнебот забрал у него с доски все фигуры. Гефель и Кропинский – в карцере. Пиппига, которого он хотел оставить взамен Гефеля, нет. Остальная команда с того дня, как десять человек отправили в Веймар, ходила с такими лицами, на которых он ясно мог прочесть, что заключенные о нем думают. Больше всего раздражало Цвайлинга грубо фамильярное поведение Вураха. Тот с первого же дня пытался втереться в доверие к команде. Но у людей был слишком тонкий нюх, они, видно, сразу почуяли чужеродный элемент и обходили Вураха за сто шагов. С тех пор как Вурах принес список сорока шести, он становился все назойливее. Час назад он был в кабинете у Цвайлинга.

– Ну как, гауптшарфюрер, поговорили с начальником лагеря?

– Не являйтесь ко мне так часто, это бросается в глаза, – зашипел на него Цвайлинг. – Когда придет время, сделаем что-нибудь для вас.

– Впереди не так уж много времени, гауптшарфюрер! Я не могу оставаться в лагере. Если дело со списком выплывет, меня прикончат, – Этот человек висел на Цвайлинге, как ярмо. – Вы должны мне помочь, гауптшарфюрер. Ведь и я вам помог. С моим освобождением чего-то не клеится, я уже перестал в это верить. Каждый день вся свора может сорваться с цепи. Неужели вы хотите, чтобы меня кокнули?

Стремясь отделаться от навязчивого типа, Цвайлинг давал ему самые нелепые обещания. Он, мол, своевременно отправит Вураха из лагеря, устроит его при войсковых частях. Вурах не очень верил в эти посулы, но, находясь в бедственном положении, все же хватался за них. И вот Цвайлинг сидит за столом и размышляет. Рот разинут, язык прилип к нижней губе. Лазейка, на которую он рассчитывал, закупорена. Теперь ему не удастся сбросить мундир. С кем якшался, с тем и попался, с тем и в петле болт…

Цвайлингу было невесело…

За стеклянной перегородкой поднялся шум. Беготня, возгласы. Цвайлинг вздрогнул. Он быстро вышел из кабинета и остановился у двери пораженный. Перед длинным столом стояли те, кого отправили в Веймар… Заключенные радостно обнимали их, жали руки. Особенно поразило Цвайлинга поведение Вураха. Он хватал каждого за руку и громко кричал:

– Замечательно, товарищи! Вот здорово, что вы опять здесь!

С кислой улыбкой Цвайлинг шагнул ближе.

– Откуда это вы?

Заключенные смущенно молчали. Вурах счел уместным пояснить:

– Гестапо отпустило их, гауптшарфюрер!

Цвайлинг почувствовал себя неловко среди томительного молчания и брякнул первое, что пришло на язык:

– Так, значит, вы вернулись… Пусть вас побреют. Очень уж вы запаршивели!

Заключенные ничего не ответили. С ним они не хотели делить свою радость.

Цвайлинг удалился в кабинет. Он еще долго прислушивался к шумным, возбужденным голосам и не понимал, что могло привести к столь неожиданному освобождению арестованных. И вдруг его осенило. Гауптшарфюрер направился в канцелярию. Там находилось несколько заключенных. При его появлении они встали и замолкли. Цвайлинг остановился перед Розе. Тот уставился на гауптшарфюрера, на лице его еще отражался дикий страх, который не покидал его все это время. Цвайлинг разглядывал молчавших заключенных.

– А где же… где Пиппиг?

Все опустили головы. Только у Вураха бегали глаза. Цвайлинг обратился к Розе:

– Ну, где же он?

Лицо Розе исказилось плаксивой гримасой. Он судорожно глотнул и открыл было рот, но тут щелкнул громкоговоритель и раздался голос Райнебота:

– Двое носильщиков – за трупом к воротам!

Розе вдруг заговорил, запинаясь:

– Господин гауптшарфюрер… я… Пиппиг… он…

– Двое носильщиков – за трупом к воротам! – повторил громкоговоритель.

Заключенные посмотрели на Цвайлинга. Никто ничего не сказал. Розе снова глотнул. Цвайлинг, казалось, начал понимать. Он облизал губы.

– Как же это? – глупо спросил он и, так как никто не отвечал, добавил: – Ну и дела… –    Пожав плечами, он ушел в кабинет.

Медленно и тяжело двигались по складу заключенные, и Розе, который все еще стоял там с потерянным видом, казалось, что они от него отвернулись.

– Я… я… ведь не виноват… –    оправдывался он жалобно.

Никто не слушал его беспомощный лепет, все молча обходили ничтожного человека.

Кремер и Прёлль стояли у окна барака и смотрели в сторону ворот. Заходящее солнце, окрашивая административное здание в алый цвет, отбрасывало длинные тени.

Двое заключенных в затрепанных балахонах бежали с носилками от крематория к воротам. Дежурный блокфюрер раскрыл ворота, и носильщики скользнули в них.

Кремер и Прёлль молча ждали. Вскоре носильщики снова вошли в зону. С обеих сторон носилок свисало серое одеяло.

Ни один мускул не дрогнул на лице Кремера. Когда носильщики повернули в сторону крематория, он снял с головы шапку и судорожно сжал ее в руках. Он прощался глазами.

Носильщики медленно прошли со своей ношей по пустому аппельплацу, и их удлиненные тени, как призраки, двигались перед ними, будто указывая тот последний отрезок пути, который оставалось пройти покойнику на земле…

Когда вечерний мрак опустился на лагерь, было исполнено то, что решил ИЛК днем в операционной лазарета. Организация действовала быстро и бесшумно. Связные известили в блоках руководителей групп Сопротивления. Все это происходило незаметно – произносилось несколько слов, которые мог слышать всякий, но вперемежку с ними шепотом передавались распоряжения ИЛКа.

Готовность – два! Ни один участник групп Сопротивления с этой минуты не смел покидать барака, всем надлежало быть наготове. Каждый знал, что было поставлено на карту.

Старосты блоков в Малом лагере тоже были предупреждены. Среди обитателей «конюшен», и так стесненных до крайности, появились новенькие. Их перевели из лазарета. Кён с санитарами так забинтовали им головы, что их нельзя было узнать. В ветхих лохмотьях они ничем не отличались от окружающих. Некоторые из сорока шести «смертников» сами нашли себе убежище. Прёлль еще днем побывал в Малом лагере и все осмотрел. Сейчас он прощался с Кремером.

– Ступай, парень, – сказал староста. – Это, наверно, ненадолго, а тогда мы вас вытащим…

Немец, блоковый писарь, и два поляка – дневальные из Малого лагеря ждали Прёлля. На пустыре, в стороне от бараков, Прёлль обнаружил под слоем мусора канализационный люк. Поблизости валялся рваный, загаженный тюфяк,