Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

девушек и как весело они хохотали, собравшись вокруг него в Рабочем доме. Айни ревниво замечала, что молодые женщины поглядывали на Яли лукаво, а щеки у них невольно рдели. В такие минуты Айни откровенно ревновала своего Яли ко всем и ко всему на свете. В такие минуты она готова была уйти из Рабочего дома и увести с собой Яли, чтобы он улыбался только ей одной. Но Айни старалась не показывать своей ревности, и тогда она завидовала Эстери, что ее Аукусти — человек совсем иного склада, серьезный и даже чуть грубоватый. Эстери никогда не придется его ревновать.

Догадливая Эстери словно прочитала мысли Айни и неожиданно для нее проговорила:

— Да ты не беспокойся. Никуда твой Яли не денется.

При этих словах Эстери бросила на Айни испытующий взгляд, как бы предлагая ей поделиться думами и раскрыть свою душу, но тут же сама перевела разговор на другое.

— Слушай, Айни, а может, и ты пойдешь с нами?

— Нет. нет.

— Знаешь, одолжи-ка мне тогда свой голубой шарф. Тот, с серыми кистями.

Эстери любила пощеголять нарядами, и платья Айни были ей впору, хотя та и была чуточку повыше ее.

Свисавшие на лоб завитушки делали Эстери похожей на девчонку, придавая ее круглому лицу мягкое доброе выражение. Эссу была сегодня в хорошем настроении, и улыбка то и дело озаряла ее лицо.

— Правда, дай мне на вечерок свою шаль. Только принеси ее, пока Аукусти не пришел. Раз своей нету, так хоть в чужой покрасуюсь.

Айни ушла на свою половину и пробыла там довольно долго.

За это время Аукусти вернулся домой, и Эссу успела шепнуть ему на ухо:

— Не рассказывай Айни ничего такого про Яли, если что и было. Девка и так нервничает, извелась вся.

— А что мне рассказывать, — буркнул в ответ Аукусти.

Вскоре пришла Айни. Они пили кофе и беседовали. Аукусти рассказывал, как им живется на фронте. Айни интересно было узнать новости про Яли и Юкку, своего брата.

— Ходите ли вы там на танцы? — вдруг спросила Айни.

Эссу многозначительно взглянула на мужа, мол, не оплошай, помни, что я тебе говорила. Аукусти сидел, облокотившись о стол и обхватив голову большими ладонями. Потом он резко откинулся на спинку стула и обозленно заговорил:

— Иногда случается и потанцевать... Когда белые заводят свою музыку. Только охота быстро отпадает, да и ноги можно потерять... У милиционера Туулиахо, например, охота уже отпала. Не танцуется, я думаю, больше, и тому парню из Хельсинки, которому пуля угодила в мягкое место, как раз пониже спины... Или вот еще Ярвинен. Ярвинена-то вы, наверно, знаете?

Еще бы. В Турку многие хорошо знали красивого, стройного парня. А теперь он лежит, тяжело раненный, и возможно, ему придется навсегда распрощаться с ногой.

Время клонилось к вечеру, и Эстери с Аукусти пора уже было идти в Рабочий дом. Аукусти недовольно смотрел, как Эстери, стоя перед зеркалом, повязывала большую шерстяную шаль Айни.

— Что за привычка... — раздраженно проговорил Аукусти.

— Какая привычка? — переспросила Эстери.

— А такая, что вечно надо тянуть на себя что-нибудь с чужого плеча. Подумают еще люди, что у Аукусти Карпакко баба вечно в чужом ходит. И мужа заодно ругнут, мол, одну жену одеть не может...

— Как это, между прочим, и есть, — бойко вставила Эстери и задорно подмигнула Айни. — А оттого, что люди языками чешут, у меня голова не болит.

— Ну, ладно, ладно, пошли, пока не рассорились.

— Пошли, я готова, — отозвалась Эстери и повисла на руке у Аукусти.

Айни было с ними по пути, и они втроем спустились с горы. На развилке дороги Айни распрощалась с четой Карпакко и направилась на Корппола-гору. Эссу и Аукусти быстро и дружно зашагали к Рабочему дому, как, бывало, раньше, в старые мирные времена.

— А ведь и правда, — ухватилась Эстери за начатый разговор. — Вы, нынешние мужья, женам и нарядов-то купить не можете.

— Нынешние мужья, — передразнил ее Аукусти. — Тебе этого не понять, что ваши нынешние мужья делают и какой ценой. А если бы понимала, то не болтала бы глупости.

— Да ладно тебе, любишь ты поворчать...

— Сама и виновата, вечно зубоскалишь. Лучше подумала бы... что станут надевать на себя вдовы и сироты, когда кончится эта война. Кто о них позаботится? А мы как-нибудь обойдемся. Если живы будем. А если нет, так и нарядов не надо...

Эстери примолкла. Внезапно ей пришла в голову страшная мысль. Действительно, ведь ее Аукусти тоже может не вернуться. Что же тогда? Она покрепче прижалась к мужу и испуганно взглянула на него, тоже заметно взволнованного разговором. Меховая шапка Аукусти была надвинута на левое ухо. Вечер был морозный, и уши пощипывало.

Танцев в Рабочем доме сегодня не было. Завтра состоятся похороны красногвардейцев, погибших на фронте. Вечер поэтому был отменен.

II

Их было шестеро, в шести гробах. Шестеро мужчин с синевато-бледными лицами.

Аукусти пришел на похороны вместе с Эстери. Двоих из погибших он знал. Похоронная процессия двинулась от холерных бараков. Прилежащие улочки и больничный двор были забиты людьми, пришедшими проводить бойцов в последний путь.

Двинулись молча, очень медленно. Провожающие скорбили по усопшим, отдавая последнюю дань уважения родным, близким, друзьям... Иные просто пришли проводить товарищей — знакомых или незнакомых — какая разница? Погибшие выполнили до конца свой долг и уснули вечным сном. Их покой уже ничто не потревожит, и они уже больше ни о чем не узнают. Но зато они познали, как умирают за идею, как за правое дело жертвуют собственной жизнью. Эти шестеро красногвардейцев сложили свои головы где-то на севере или на Аландах.

Аукусти было жаль товарищей. И себя немного тоже. Ведь может статься, что и ему предстоит скоро этот скорбный путь, в таком же вот грубовато сколоченном гробу.

Где-то здесь поблизости на кладбище лежит и Туулиахо. Было как-то неприятно и странно сознавать, что тот самый Туулиахо, с которым еще пару недель назад они хлебали из одной миски и вместе брели по колено в снегу, лежит теперь в мерзлой земле. А могло бы быть и наоборот. Могло бы случиться, что он, Аукусти Карпакко, лежал бы сейчас в гробу, а Туулиахо провожал бы его в последний путь.

Карпакко попросили сказать на могиле несколько прощальных слов от имени фронтовых товарищей. Не привыкший