Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

— Водка легко отшибает память, — сказал отец.

— Из-за чего у них ссора-то началась? — спросила мать.

— Пока не выяснил.

— Из-за девчонок, известное дело, — предположил отец.

— Не знаю.

— До войны из-за этого часто дрались и еще после войны — тоже, — сказал отец.

Оп стал вспоминать, как после войны ездили на грузовике на танцы и дрались в другой деревне. Мать такого не помнила, и они заспорили.

— Что-то этот полицейский хитрит, — сказал я.

Спешить было некуда: скоротать вечер в баре, в центре деревни, мужчины приходили попозже. Я позвонил Анники, рассказал, чем занимался днем, еще позвонил Мартикайнену домой и отпросился на завтра. Он пообещал организовать, чтобы начальник другой смены подменил меня, рассказал о переговорах, длившихся всю вторую половину дня. Завтра они будут продолжаться с представителями союзов. Я пообещал выйти на работу в среду утром.

Пошел в комнату Калерво и осмотрел вещи на столе и на комоде, полистал несколько библиотечных книжек, которые он читал. Они все были о войне. В одной было много фотографий — немцы воевали с Россией, — и я посмотрел их.

Спустился на первый этаж и сказал, что пойду пройдусь. Мать вышла в тамбур — зажечь свет во дворе, возле двери на улицу взяла меня за рукав и спросила, не утаил ли я чего о Калерво. Больше того, что я сообщил, вернувшись, ничего не было, так я ей и сказал.

— А передать ему мы ничего не можем? — спросила она.

— Какую-нибудь одежду можешь приготовить. Он там в выходном костюме и туфлях. Пожалуй, свитер и брюки...

— А позволит ему полицейский переодеться?

— Позволит, непременно. Хоть сегодня отнесу, если успею, — сказал я.

Пошел по дороге в деревню. В окнах бара горел свет, а за окнами видны были люди, сидевшие в баре. Я вошел, увидел за столом компанию молодежи, некоторые лица показались знакомыми, молоденькая девушка за стойкой была незнакомой. От нее я узнал, что Ээро крутит баранку. Я решил подождать, взял средней крепости пиво и открыл бутылку прикрепленной к кассе открывалкой. Девушка взяла со стойки стакан, надела его на горлышко бутылки. Я попросил ее сразу сказать мне, когда появится Ээро, отошел и сел за стол, где сидела компания парней, показавшихся мне знакомыми, но имен я не помнил. Когда я жил в деревне, они еще ходили в начальную школу, если уже ходили. Драку они не видели, рассказали лишь то, что слышали, по деревне шли разговоры об этом.

— Эркки и Олли были там, — сказал один из парней. — Слышал про это, ходил в арестантскую, — сказал я. — А что говорит полицейский?

— Он-то как раз ничего и не говорит.

— А сказал он, кто первым ударил?

— Нет.

— Первым ударил Яанне, затем я, затем церковные колокола, — сострил один из парней: он, похоже, был пьян.

Я налил себе в стакан пива, оно показалось мне теплым и выдохшимся.

— Как-то одному цыгану во время драки метнули в глаз финкой. А он и говорит: «Вот хорошо, что не вилами», — сказал пьяный парень.

Это рассмешило остальных сидящих за столом.

— В одной драке опять-таки хозяин попытался ударить цыгана вилами в спину, но промахнулся, рассек обе ягодицы. Цыган бросился наутек, и кровь брызгала из голенищ. Позже цыган говорил, что драка была так себе, пока хозяин не схватил вилы, — рассказывал пьяный парень.

Я промолчал, обе эти истории я слыхал еще десять лет назад.

— Однако надо здорово врезать голой рукой, чтобы у другого дух вон, — сказал один из парней.

— Нет, Калерво его не ударил! — заявил пьяный.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Я газетчик, потому и знаю, — утверждал он.

— А это тут при чем?

— Я не обязан разглашать свои источники информации. Я берегу источники информации, — сказал он.

— Дерьмовый корреспондент, — сказал я.

— Он работает в местной газете сборщиком объявлений, — со смехом сказал один из парней.

Ээро вошел в бар через кухонную дверь, девушка-барменша сказала ему что-то, и Ээро, обогнув стойку, пошел между столиками ко мне — он был в таксистской форме из серой диагонали и в меховой шапке, низенький, коренастый мужичонка. Бывший спортсмен, с возрастом он располнел, куртка у него была расстегнута, брюки съехали под пузо, а пузо, обтянутое серой рубашкой, нависло над поясом, как некая дополнительная часть тела.

— Пойдем к нам, — позвал он.

— Ээро точно знает, — сказал пьяный сборщик объявлений.

Я встал, оставил на столе недопитую бутылку и почти полный стакан пива и пошел за таксистом через кухню бара и по лестнице на верхний этаж, в квартиру Ээро над пекарней. Наверху в передней он кинул меховую шапку на полочку над вешалкой и повесил пиджак на крючок. Вошли в кухню, затем дальше в комнату. Ээро прогнал оттуда детей и жену в кухню и предложил мне сесть на диван.

— Целый день за рулем. Такая гонка, что, когда побежишь отлить, последнюю каплю стряхнуть некогда, — сказал он.

— Я ходил в арестантскую.

— И Карвонен пустил тебя?

— Пустил, хотя сначала и противился.

— А тут, внизу, что говорили?

— Что Калерво там и не дрался вовсе.

— И кто же из них об этом знает?

Я сказал, что больше не помню по именам многих деревенских парней. Ээро отгадал, кто со мной говорил, затем спросил, о чем шла речь в арестантской. Я сказал, что Калерво не помнит подробностей, вот я и стал спрашивать в деревне, не найдется ли какой свидетель драки, да, кроме него, никого пока не нашлось. Он сказал: «Чертова неразбериха!», встал и пошел в кухню, спросил оттуда, хочу ли я кофе, сразу же вернулся, держа в одной руке чашку на блюдечке, а в другой — ломоть булки.

— Ты, наверное, видел там лучше всех, — сказал я.

— Говорил ты уже с парнями-то?

— Не успел еще.

— Этот Нурминен — чертов драчун, с ним вечно приходилось скандалить. Он мне остался должен за несколько поездок, с кого теперь требовать? Я уже больше не возил его, пока он сперва не покажет мне бумажник. Он меня несколько раз провел, пока я его не раскусил, — сказал Ээро.

— Так что же там случилось