Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

— Да я не видел, они что-то скандалили насчет поездки, — сказал Ээро.

— А ты ведь видел.

— Они были позади машины.

— Кто начал?

— Кто начинает в такой пьяной драке?

— А Калерво мог так сильно его ударить?

— Они были до того набравшись, что на них дунь — и все попадают носом вниз.

— Но кто-то все-таки его ударил.

— Я не видел.

Я встал и выглянул в окно. Такси Ээро стояло внизу под окном; на дороге перед кооперативным магазином, между уличными фонарями, собралась группа парней. Они выглядели черным пятном, на фоне которого двигались яркие точки — горящие концы сигарет. Вдалеке, за озером, виднелись огни мчавшихся машин, и огни домов, и уличные огни соседней деревни.

— Это может кончиться для Калерво тюрьмой. Но я все выясню. Если он не ударил, то и в тюрьму его не посадят. За это еще можно потребовать приличное возмещение убытков, — сказал я.

— У Нурминена жена и дети в Пиетарсаари, — сказал Ээро.

— Ах, вот как!

— Но он, говорят, много лет о них не заботился.

— Придется им платить, — сказал я. — Неужели ты допустишь, чтоб свершилась несправедливость, если все-таки что-то знаешь?

Па это Ээро ничего не сказал, выпил кофе с блюдечка, доел булку и закурил сигарету. Он поставил чашку на стол, поверх журнала, а блюдечко рядом с чашкой и сходил к книжной полке за пепельницей. На книжной полке стояли телевизор и спортивные призы Ээро.

— Ты уже давал полицейскому свидетельские показания?

— Да.

— И что ты ему сказал?

— То же самое, что и тебе.

— Мне ты ничего не сказал.

— Что, может, Калерво и ударил Нурминена. Там уже долго шла перебранка, точно я ничего утверждать не могу.

— Ну ладно, — сказал я.

Обошел стол и вышел через кухню на лестницу. Ээро проводил меня до верхних ступенек.

— Я, слышь-ка, этой машиной на хлеб зарабатываю, — сказал он.

Я спустился по лестнице и пошел через кухню бара, в кухне на плите подогревалась большая батарея откупоренных бутылок пива: пожилым мужчинам нравилось теплое пиво.

В баре я сел за свой прежний стол, бутылку мою кто-то допил, в стакане пиво еще осталось. Пьяный сборщик объявлений сказал, что это он допил мою бутылку, думал, я не вернусь. Я пошел за новой бутылкой, спросил, хочет ли он тоже, он хотел. Ээро выглянул в бар из двери кухни, поглядел на сидящих, но сам в бар не вышел.

— И не пытайся меня задабривать, — сказал сборщик объявлений, когда я наливал ему пиво в стакан.

— Попытаться всегда стоит.

Он быстро выпил всю бутылку, другие сидевшие за столом ничего не сказали. Я достал из кармана пачку сигарет, угостил всех, закурил сам и отпил пива.

— Что Ээро сказал? — спросил сборщик объявлений.

— Что он ничего не видел.

— И больше ни о чем не рассказывал?

— Ни о чем другом мы не успели поговорить, — сказал я.

Сборщик объявлений велел мне купить у Ээро бутылку водки, которой тот тайком спекулирует; я сказал, что водка мне сейчас не по вкусу. На это он захихикал. Я удивился, над чем ему тут было смеяться, сам-то он совсем уже пьяный. Спросил, что его развеселило и зачем мне сейчас покупать бутылку водки.

— Всегда хорошо, когда водка есть, — ответил он.

— Я могу завтра купить в винном магазине за обычную цену, — сказал я.

— Ну что же, купи там.

— Не понял, — сказал я.

— Раз так — ничего не поделаешь. А я бы выпил водочки, и достать ее можно у Ээро, — сказал он.

Пиво было выпито, в баре никто, казалось, не знал о драке больше, чем мне уже было известно, и я пошел прочь.

Постояв возле бара на краю дороги, я докурил сигарету. Стало холодно, и я быстро дошел до перекрестка, прошел мимо него в сторону лесопилки и мимо другого бара. Он уже был закрыт. На повороте я свернул во двор первого же дома, протопал через холодные сени к двери, ведущей в комнату. Постучал в дверь, изнутри ответили, и я вошел в большую комнату, где пахло хлевом, и парным молоком, и старой мебелью, и долго не проветривавшейся одеждой. Старуха хозяйка сидела у плиты и грелась, читая газету. Я спросил об Эркки, и она, ни слова не говоря, взяла рядом с очагом метлу и постучала черенком в потолок. Наверху кто-то сразу же стукнул каблуком в пол.

— Садись, — предложила наконец хозяйка.

Я пошел к окну, сел на лавку и стал ждать.

— А ты не сын ли Аутио? — спросила старуха.

— Сын, — ответил я.

— Да, ты тоже повзрослел, — сказала она.

— Жизнь такая, — заметил я.

— Ты, что ли, того человека убил или брат?

— Брат, — сказал я.

Эркки спустился, на нем был серый свитер, застегивающийся на плече, пуговицы были расстегнуты и болтались; увидев меня, он отдал честь, как в армии, подошел к лавке и сел рядом.

— Страстуй, гаспадин Аутио, — сказал он по-русски. — Ты ходил повидаться с Калерво?

— Ходил я и туда.

— И что Калерво?

— Он ничего толком не помнит.

— Да, он пьяный был.

— А ты?

— Немного, — сказал он.

Я стал расспрашивать, что же на самом деле произошло, и он рассказал, что Калерво и Нурминен поругались из-за какого-то старого дела, вроде бы Нурминен вместе с кем-то однажды на танцах избил Калерво, теперь же, будучи один, позволил себе какие-то замечания и упал еще до того, как Калерво смог бы врезать ему как следует, а упав, ударился головой о цементную площадку складского крыльца магазина. Я спросил, говорил ли он полицейскому то же самое. Он утверждал, что да.

— А другие не били?

— Да не успели. Нурминен был в жутко скользких туфлях для танцев, вот и рухнул, прежде чем кто-нибудь смог его ударить.

— У этого Нурминена, по слухам, семья в Пиетарсаари, — сказал я.

— Они его оплакивать не станут. Они-то от него, кажется, ни гроша никогда не получали. Тауно Карвонену приходилось силком у него алименты вытягивать.

— Значит, Калерво придется платить им, — сказал я.

— Похоже, так.

— Какая