Остров Свободы - Борис Геннадьевич Цеханович

трогать жену, но всё-таки посчитали, что для первого раза хватит. А сами выгребли все продукты, которые у нас были и отдали растерянной от такой щедрости женщине, строго предупредив кубаша, что это не для него, а для его сына и его жены.

Больше мы никуда не заезжали и приехали домой почти трезвые.

Как это всегда бывает учения и боевые стрельбы пронеслись быстро и из них запомнилось только пуски ПТУРов с противотанковых установок. Пустили несколько ПТУРов, но даже не запомнилось, как попали ими по целям. Зато на всю жизнь осталась память о пуске последнего ПТУРа.

Противотанковая установка стояла на уровне бетонных КНП, несколько левее нашего. Сделала пуск и ракета сначала пошла нормально, но пролетев метров четыреста упала, запрыгала по красной земле по кругу и неожиданно, наткнувшись на небольшой бугорок, развернулась и широкими скачками помчалась точнёхенько на нас, с любопытством глазевшим за пусками. Сначала мы весело и оживлённо тыкали пальцами в приближающую ракету, считая, что она сейчас или свернёт в сторону, или же во что-нибудь воткнётся. Но ракета, не рыская по курсу, ревя маршевым двигателем, оставляя широкий пыльный шлейф, где она ударялась о грунт, уверенно неслась на нас. И через пару секунд мы в панике дрызнули в разные стороны, только бы не попасть под эту дуру и взрыв. Но за пятьдесят метров на пути ракеты попалась глубокая, наполненная грязью, яма, куда она благополучно и свалилась. Мы остановились и уже с любопытством ожидали концовки, а ракета как живая и мыслящая пыталась всё-таки выбраться из ямы. Она в каком то порыве приподымалась над краем яма и казалось вот-вот выскочит и снова кинется за нами, но вновь опадала вниз, чтобы покрутившись несколько секунд в глубине вновь попытаться выскочить и снова над краем шевелилась головная часть смертоносного снаряда. Наконец-то маршевый двигатель истощил свой ресурс, ракета окончательно упала в грязь, а ещё через две минуты ожидания сработал самоликвидатор и из ямы поднялся не хилый фонтан жидкой грязи.

Лагеря закончились и мы уехали в Пункт Постоянной Дислокации.

Глава девятая

Прошла неделя, как мы вернулись с лагерей. Привели технику в порядок и началась череда обычных военных будней, прерываемая лишь какими-нибудь происшествиями. Тогда дня три всё в бригаде кипело, а потом вновь успокаивалось до очередного чего-нибудь. И это чего-нибудь один раз слегка коснулось и меня. Но, слава богу, мимолётно коснулось и пролетело мимо. Хотя…., хотя… Чуть не влетел.

Несколько дней тому назад комбриг Затынайко в конце утреннего развода вывел к трибуне всех офицеров и прапорщиков.

– Товарищи офицеры и прапорщики, – с хорошей командирской злостью начал комбриг, – вот сколько вам можно говорить и вдалбливать в ваши головы. Если вы что-то совершили и в этом правы или нет – лучше доложите, а не скрывайте. Ведь всё равно это вылезет каким-нибудь боком и станет известно. Если доложили – то, заранее предупреждённые, мы можем в этой ситуации лавировать и вполне возможно свести её, эту ситуацию, на НЕТ или же минимизировать последствия. А так…, вот сейчас история вскрылась с автомобильной аварией…

Затынайко сделал многозначительную паузу и пробежался взглядом по строю и несмотря на жару, я покрылся холодной испариной, а Подрушняк чуть подался вперёд и посмотрел в мою сторону.

– Чёрт побери, ну кто сдал? Ну, ведь там были только свои… Блин, ну что за народ такой? – Тоскливо потёк ряд таких же унылых мыслей, а потом я ожесточился, – всё…, буду отпираться и пошли все на хрен. Если это не полицейские – отопрусь. Главное водителя предупредить и ничего не докажут…

– Этот старший лейтенант…, ну поехал за водой и захотелось ему пива попить… Ну, ведь мы все здесь мужики и всё понимаем…. Ну, организуй всё это без последствий… И что мне теперь делать? Меня посол перед фактом поставил. Звонит и так ехидно спрашивает – Вы хоть там у себя владеете ситуацией или нет? И я, целый полковник, должен был мямлить в трубку, что разберусь, доложу, накажем… Хотя в чём разбираться – совершенно не знаю и не понимаю. Вот я вам сейчас прочитаю письмо кубинцев, которое они прислали послу. Ну, позорище…. Ладно, я понимаю расхерачил машину, даже с кучей трупов. Ну…, вот тут, – Затынайко затряс возмущённо листком бумаги, – вот тут семь задавленных мулов, два быка, и девять тележек…. Ну что ты, товарищ старший лейтенант стоишь в строю – Выходи! Вот сюда, чтоб все видели Героев нашего времени.

Пока комбриг всё это говорил, меня с калейдоскопической быстротой кидало то в холод, то в жар и на меня с сочувственным ужасом смотрело половина офицеров дивизиона, знавших ту историю, а Подрушняк смотрел таким взглядом, как будто уже просчитывал – Где ему взять офицера на освободившуюся должность? Ясности не вносило, а только запутывало такое количество убитых мулов, быков и раздавленных телег: – Вот откуда? Откуда….? Суки, кубаши… Тупые, тупые, а моментом воспользовались, чтобы списать своё тощее и худое барахло…

Единым мимоходом мелькнуло воспоминание о службе в 27 дивизии в Германии. Мне тогда рассказывали, что когда дивизия в 68 году входила в Чехословакию, там мотоцикл разведчиков с нашего полка в пропасть упал. Так ротный подал Акт на списание мотоцикла и там прописал, что в коляске лежали все простыни роты и два АКБ. В штабе полка добавили своё имущество, в дивизии тоже приписали. А когда в Акт проверяющие воткнулись, то оказалось – в люльке лежало столько имущества, которое можно было уместить в кузове ЗИЛ-131. Вот и эти суки повесили на меня… Ну, надо ж додуматься!?

Хорошо я был в таком раздрае и не сразу до меня допёрло, что надо выходить из строя. Я лишь только успел обозначить это движение и в последний момент успел остановиться – из строя «Четвёрки» вышел старший лейтенант и с понурившей головой встал на указанное комбригом место. Но Затынайко не был бы Затынайко, если бы не заметил моё мимолётное движение.

– А ты что, Цеханович, тоже мулов и быков подавил? Выходи тогда тоже сюда. – Ехидно произнёс комбриг.

– Никак нет, товарищ полковник, обувь жмёт – вот и маюсь, – чуть ли не счастливым голосом прокукарекал я в ответ, но Затынайко повернулся к НачПо.

– Гляньте там за ним, не нравится мне его обувь. Может там тоже шлейфик тянется….

Но мне уже всё было пофиг. Ничего они не накопают и с такими счастливыми мыслями стал слушать письмо. Громкая читка письма, в возмущённо-недоумевающем тоне, которое