Приключения Джека Баллистера. Отто Серебряная Рука - Говард Пайл

– Нет, – ответил Отто, – у нас не было верховых лошадей, а только такие, чтобы возить урожай с дальних виноградников во время сбора.

– Фу, – сказал барон, – я думал, в жилах аббата осталось достаточно крови прежних дней, чтобы научить тебя тому, что подобает знать рыцарю. Ты не боишься?

– Нет, – ответил Отто с улыбкой, – не боюсь.

– Ну, хоть в этом ты проявляешь себя как Вельф, – мрачно сказал барон.

Но, возможно, Отто и Конрад понимали под страхом совершенно разные вещи.

К тому времени, как они достигли конца своего путешествия, уже смеркалось. По крутой каменистой тропинке они поднялись к подъемному мосту и огромным зияющим воротам Дракенхаузена, стены, башни и зубчатые стены которого выглядели темнее и неприступнее, чем когда-либо в серых сумерках наступающей ночи. Маленький Отто поднял большие, удивленные, полные благоговейного страха глаза на свой мрачный новый дом.

В следующее мгновение они с грохотом пронеслись по подъемному мосту, перекинутому через узкую черную пропасть между дорогой и стеной, миновали гулкую арку больших ворот и оказались в сером сумраке мощеного внутреннего двора.

Отто увидел множество лиц собравшихся, чтобы посмотреть на маленького барона; суровые, грубые лица, покрытые морщинами и обветренные. Они очень отличались от добрых лиц монахов, среди которых он жил, и ему показалось странным, что здесь не было никого, кого он должен был знать.

Когда он поднимался по крутым каменным ступеням к дверям замка барона, навстречу ему выбежала старая Урсела. Она обхватила его иссохшими руками и крепко прижала к себе.

– Дитя мое! – воскликнула она, а затем разрыдалась, как будто сердце ее вот-вот разорвется.

«Значит, кто-то здесь знает меня», – подумал мальчик.

Новый дом показался Отто удивительным и чудесным: доспехи, трофеи, флаги, длинные галереи с множеством комнат, большой зал внизу со сводчатой крышей и огромным камином из резного камня, и все эти странные люди с их жизнью и мыслями, так отличающимися от того, к чему он привык.

И это было чудесно – исследовать разные удивительные места в темном старом замке; места, где, как казалось Отто, раньше никто никогда не бывал.

Однажды он прошел по длинному темному коридору под большим залом, толкнул узкую, окованную железом дубовую дверь и оказался в незнакомом царстве: серый свет, проникавший через высокие узкие окна, падал на ряд безмолвных, неподвижных фигур, высеченных в камне, рыцарей и дам в странных доспехах и одеждах; каждый лежал на своем каменном ложе, сжав руки, и смотрел неподвижными каменными глазами в мрачную сводчатую арку над собой. Там, в холодном, безмолвном ряду, покоились все Вельфы, умершие с тех пор, как был построен древний замок.

– Мы еще встретимся

Это Отто пробрался в часовню, давно вышедшую из употребления, если не считать того, что она служила местом захоронения представителей рода.

В другой раз он забрался на чердак под высокой остроконечной крышей, где лежали бесчисленные забытые вещи, покрытые тусклой пылью минувших лет. Там стая голубей устроила себе насест и, когда он толкнул дверь, шумно выпорхнула на солнечный свет. Здесь он рылся в рассыпающихся в прах вещах прошлого, пока – о, радость из радостей! – в древнем дубовом сундуке не нашел множество изъеденных червями книг, которые в былые времена принадлежали какому-то старому капеллану замка. Это были не те драгоценные, красивые тома, какие показывал ему отец-настоятель, но все равно в них были причудливо нарисованные изображения благословенных святых и ангелов.

Еще как-то, войдя во двор, Отто обнаружил, что дверь Башни Мельхиора приглашающе открыта, потому что старая Хильда, жена Черного Карла, спустилась вниз по своим делам.

И тут Отто, не раздумывая, побежал по шатким деревянным ступенькам, потому что он часто смотрел на это странное здание, висящее высоко в воздухе, и задавался вопросом, на что оно похоже. Круг за кругом, Отто взбирался все выше и выше, пока у него не закружилась голова. Наконец он добрался до площадки и, свесившись с нее, увидел далеко-далеко внизу каменную мостовую, освещенную слабым мерцанием света, проникавшего через арочный дверной проем. Отто крепко вцепился в деревянные перила, он и не думал, что забрался так высоко.

На другой стороне лестничной площадки в толстых каменных стенах башни было окно, он выглянул и сразу же отпрянул, задохнувшись, потому что смотрел сквозь внешнюю стену, и далеко внизу, в головокружительной глубине, видел твердые серые скалы, где черные кабаны, казавшиеся издалека не больше муравьев, питались отбросами, выброшенными за стены замка. Верхушки деревьев походили на волнующееся зеленое море, видны были грубые соломенные крыши крестьянских хижин, вокруг которых копошились маленькие дети, похожие на крошечные пятнышки.

Затем Отто повернулся и сполз вниз по лестнице, испуганный высотой, на которую залез.

В дверях он встретил матушку Хильду.

– Боже! – воскликнула она, отшатнувшись и перекрестившись, а затем, разглядев мальчика, одарила его такой любезной и приятной улыбкой, какую только могло изобразить ее неприветливое лицо с маленькими глубоко посаженными глазками.

Старая Урсела была мальчику ближе, чем кто-либо другой в замке, за исключением отца. Для Отто было вновь обретенным удовольствием, сидеть рядом с ней и внимать причудливым историям, совершенно непохожим на монашеские рассказы, которые он слышал и читал в монастыре.

Но однажды она рассказала ему историю совсем другого рода, которая открыла ему глаза на то, о чем он никогда раньше не думал.

Мягкий солнечный свет падал через окно на старую Урселу, она сидела в тепле с прялкой в руках, а Отто лежал у ее ног на медвежьей шкуре, молча размышляя над странной историей о храбром рыцаре и огненном драконе, которую она только что рассказала. Внезапно Урсела нарушила молчание.

– Малыш, – сказала она, – ты удивительно похож на свою дорогую маму; ты когда-нибудь слышал, как она умерла?

– Нет, – сказал Отто, – расскажи мне, Урсела, как это было.

– Странно, – сказала старуха, – что никто не рассказал тебе об этом раньше.

А затем, на свой лад, она рассказала ему историю о том, как его отец отправился в поход, несмотря на то, что мать Отто умоляла его остаться дома, как он был тяжело ранен и как бедная дама умерла от страха и горя.

Отто слушал, и глаза его становились все шире и шире, но вовсе не от удивления; он больше не лежал на медвежьей шкуре, а сидел, сжав руки. Минуту или две после того, как старуха закончила свой рассказ, он сидел, молча глядя на нее. Затем он воскликнул резким голосом:

– Урсела, то, что ты рассказала мне, правда? Неужели мой отец