Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

Ведь ты же труп, живой труп... Что в тебе осталось? Хочешь убить меня — убей. Одного убьешь, десятого, сотого, а после?.. Как ты сам-то себя назовешь? Кровавое чудовище. Моей крови тебе захотелось? Дай стакан, я ее сам тебе налью, лакай! Знай, что теперь уже, не проливая кровь, ты жить не сможешь. Сого тебя вышвырнет из шайки, а податься тебе некуда...

Левон выхватил наган:

— Вставай!

— Убивай здесь!

— Вставай!

Левон отшвырнул в сторону шинель, которой был укрыт Шаварш, схватил его за грудки, поднял и толкнул наганом в спину:

— Иди вперед... Что — дрожишь? Думал, мы христосы — молиться станем за наших мучителей?..

Куда исчезла боль? Мышцы онемели, а голова была ясной.

— Ты когда-нибудь видал, чтоб я над жизнью трясся, как заяц? Ведешь — пойду.

Он решил не оглядываться, не поддаваться страху. «Все равно ведь убьет. Так хоть по-людски умру. Пусть это будет утешением старику отцу».

И тут раздался голос Сого:

— Ты что — уже в расход его? А как с бумагой?

— Какая бумага?! — заорал Левон. — Ты, видать, совсем из ума выжил. Что к советской власти попало, то пропало!

— Тогда приканчивай его! — со злостью выкрикнул Сого.

Он с удовольствием своими бы руками придушил этого ненавистного врага, но уступил это дело Левону. Матерый волк отлично понимал, что, убив Шаварша, Левон отрежет себе всякий путь назад. Так что уж потом Левона можно будет использовать как угодно.

Левон снова толкнул Шаварша в спину:

— Иди!..

Шаварш пошел вперед. Странно — никакой боли, легкий шаг. Вышли из пещеры, поднялись немного в гору, оттуда открылся вид на долину Тух-Манук. Вдали паслась отара овец. Казалось, что кто-то оттуда смотрит на них, видит все. А в спину тыкался наган Левона. Вот Назик показалась — взглянула, вскрикнула. Вот отец простер к нему руки: «Шаварш! Шаварш!..» Появился Симон: «Ты сперва наган в бандитов разряди!..» Отец Агван встал перед ним: «Овечка жирная?..» — «Да нет, не очень...» Солнце ускорило свой ход по небосводу и исчезло. Горы и теснины наполнились криком: «Шаварш!.. Шаварш!..» Смертные, душераздирающие, скорбные крики: «Шаварш!.. Шаварш!..»

Он вздрогнул, остановился:

— Ну стреляй же!

— Иди! — жестко сказал Левон и опять толкнул его.

Откуда ни возьмись появился Мурад и, поигрывая маузером, преградил им дорогу.

— Пардон, генерал, — обратился он к Левону, — что ты намерен делать?

— Убью, обезьяна! — пророкотал в ответ Левон. — Расхрабрился, на пути моем встаешь?

— Пардон, — повторил сын Сого, лицемерно сглотнув обиду, — хорошо придумали... Отец Агван благословит тех лис, которые сожрут расстрелянного. Может, здесь расстреляете? Это мой совет.

И тут произошло неожиданное. Левон на мгновение окинул сына Сого жестоким взглядом и процедил сквозь зубы:

— Неплохой совет... Он мне по душе. Расстреляю... Всех!.. Всех!.. На этом свете нет чистых людей!.. Вы все — звери!.. На твою долю, гиена!..

И дважды выстрелил в сына Сого. Тот схватился за живот, присел, взглянул на Левона с ужасом и изумлением и упал. Шаварш видел, как побледнело его лицо, как задрожали губы, как закапала из носу кровь. Содрогнулся, застыв взглядом на корчащемся в предсмертных судорогах человеке. Прикоснулся к собственной смерти и ужаснулся...

— Шаварш!.. Шаварш!..

Закричал Левон — не услышал. Толкнул его — он не почувствовал. Толкнул сильнее — Шаварш пошел, то и дело оглядываясь. Равнина Тух-Манук заполнилась мертвыми Мурадами. На каждом шагу — Мурад...

«Почему, сволочь, не стреляет?»

Ноги у него задрожали, подкосились. Устал? А может, смерть настигла его прежде пули?.. И вдруг перед ним распахнулась огромнейшая пасть и засверкали два страшенных глаза, каждый с дом величиной. Еще два шага, и пасть проглотит его... Остановился.

— Не пойду! — выкрикнул почти истерически. — Стреляй тут!..

Никакого ответа. А за спиной чувствовал дуло нагана и дыхание Левона. Он здесь — куда он денется? Здесь он.

— Стреляй, говорю тебе!..

Резко обернулся. Никого. Задохнулся, зарыдал.

— Где ты?!

И вдруг увидел на небе солнце. Кошмар рассеялся. Он, Шаварш, один. Вдали на горной тропке, не оглядываясь назад и не спеша, уходил одинокий и понурый Левон.

Нет, это вовсе не было неожиданностью. Но не было и наградой за ту заботу, которую в свое время Шаварш о нем проявлял. Горечь, вызванная потерей отары, была столь велика, что Левон готов был расправиться с двадцатью председателями исполкома, даже если бы все они оказались его братьями. Он должен был разрядить свой наган. И разрядил. А там уж ему все равно, жив Шаварш или погиб. Он убежден, что ни жизнь Шаварша, ни смерть его ничего в мире не изменят. Но теперь у самого у него нет пристанища. В село вернуться не может. Такое ему даже в голову не приходит. Куда же податься? За границу? Да нет уж, он себя вне родной земли не представляет. Не привлекает его ни нарисованное Сого торговое будущее, ни роскошь. Горсть каменистой земли, физический труд, семья, тепло детворы — вот его мир. С Сого свел его случай — случай и развел.

Куда же идти? Дорога вела к ущелью. Опасаясь встречи с колхозниками, он свернул в сторону и сел под скалой, дожидаясь тьмы.

— Э-ге-ге!.. — донесся с вершины скалы голос пастуха. — Идите овец заберите, а то пропадут!.. Эй!..

Стало быть, у людей еще есть своя собственность, и при этом они живут свободно, никого не страшась. А почему ж его жизнь сложилась иначе?..

И затосковал по земле, по дому. Захотелось узнать, как живут родные. Поле засеяли?..

Стемнело. Казалось, черная громада гор тень свою откинула на равнины. Левон проверил оружие, поднялся и направился в сторону горы Гиж.

Вспугнутый конь вновь затопал в висках старика. Снова выстрелили из-за скалы, а он грудью, как щитом, прикрыл сына. Он погиб, а Шаварш остался жив. Снова рухнули скалы. Ему на спину рухнули, а Шаварш успел пройти. Уже тысячу раз он мысленно вернул сына домой, принялся наставлять его, тысячу раз ни свет ни заря проводил его в путь, а ночью в тревоге ожидал его возвращения.

Назик сидела возле старика, читала:

— «Был высокий столб, а на столбе-гнездо...»

— Не читай больше, не надо.

— Сегодня вы какой-то беспокойный.

— Душа не на месте.

Пришла соседка, принесла молока и, скрестив руки на груди, заговорила о бандитах:

— Милиционера убили. Его ночью привезли в больничный морг. Мать клянет их на чем свет стоит. Что творят, проклятые!..

Потом явилась медсестра:

— В Сейлане бандиты убили комсомольца Сикуча, в Гермере — двух коммунистов... Говорят, скоро они на Кешкенд нападут...