Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

Инспектор Бхоунде раздражался все больше.

– Что вы понимаете? Неясно, пропал ли кто-то вообще, при чем тут дело? Взрослый человек может пойти, куда ему вздумается, откуда он исчез вообще? И вряд ли он должен был перед кем-то отчитываться, куда он ходит и откуда приходит, у него не было никого, перед кем он в ответе, а вы, Амма, что так печетесь о нем? Ввязались на свою голову, в вашем-то возрасте будете таскаться по участкам-судам? – Гоняя во рту смесь из зевков, мокроты, пана, табака, катеху, известкового порошка и отрыжки, он продолжил: – Вы ведь знаете, кем он был, ради кого впутываетесь в эту историю? Поет, танцует, просит милостыню и еще неизвестно что, эти люди бродят повсюду, свадьбы, праздники, кражи и то, что не могу сказать вслух при вас, чем только не промышляют, уж мы-то знаем, если поймаем, припугнем и отпускаем, вряд ли кто-то захочет загадить свой участок, да и где взять отдельную камеру для них, нам тут мерзавцев хватает, для них места уже не остается, да и переполох поднимется, если этих будем сажать вместе со всеми, вот поэтому мы их наказываем, – его смех пеной перепрыгнул на лицо стоящего рядом солдата, – и отпускаем. Амма джи, если повод действительно есть, напишите, но как может потеряться тот, у кого нет места жительства?

Бхоунде джи почувствовал свою умудренность.

– И вы же знаете, что озеро загорелось. – Он начал слегка злиться.

В суматохе пожара потерявшиеся потерялись еще больше. Честь нации была под угрозой. Негосударственные организации, репортеры, местные и иностранные, зеваки и представители власти – все толпились здесь. С одной стороны были те, кто видел в пожаре конец света, а с другой – представители власти, уверявшие, что это незначительное происшествие, виной которому была малюсенькая биди. Первые говорили, что все это – результат опасного вмешательства в окружающую среду и горели химикаты, скопившиеся на воде, а вторые, что мусор, нанесенный на берег во время дождей, высох, и какой-то деревенский чурбан бросил туда окурок. Горючая смесь этих взглядов распаляла ссорившихся, но никак не могла помочь им отделить вспыхнувший на берегу огонь от дыма, парящего на середине озера.

Полиция оцепила озеро, и никто не мог приблизится к нему без разрешения, дежурили круглосуточно. Толпа собиралась по эту сторону, а огонь и облака сгущались по ту.

Но Мама – это Мама, уговорила К. К. и опять приехала.

– У нас даже сон – харам, и вы еще опять пришли выяснять, не отрыли ли мы этого многоликого. Вот скажите мне, как отыскать того, про кого ничего не понятно, где фальшивка, а где настоящее? Человек или джинн?

Он пытался шутить, но на этот раз инспектор Бхоунде казался уставшим. Наверное, теперь у него нет времени на Хануман-чалису. Виной тому шумиха, поднявшаяся вокруг загоревшегося озера.

Он опять занялся приготовлением сочной смеси во рту, как вдруг его сердце атаковал пропуск для прессы, оказавшийся у К. К. Полиция до сих пор не смогла до конца избавиться от страха перед журналистами. Инспектор сглотнул. И, сняв несколько людей с дежурства у озера, отправил их в новую квартиру Рози.

77

Тем, у кого есть сердце, по нраву любовь, экстремистам – оружие, бабочкам – трость, подхалимам – правительство, мне и тебе – барфи и ладду, газетам – что погорячее. Поэтому их страницы пропитаны кровью, а магазины пожирают посетителей, заманив агрессивными вывесками и цветами. Грабежи и разбой, Нитхари 16 декабря, Джессика Лал, скандал с хавалой[162], Харшад Мехта, Найни «Тандури», мошенник Собрадж, избиение Зинат Аман и жестокость Капура-Шапура. В мире прав и свобод у газет тоже есть право не интересоваться самоубийствами крестьян и не обращать на них внимание, так же как закрывать глаза на убийства и травлю племенных жителей. Как полыхает – такая и страница. Какая-то новость развалится на весь разворот, вальяжно приветствуя вас, а какая-то забьется в уголок муравьишкой. Однажды в суде слушалось дело о том, как одна коза зашла пощипать травы на территорию, где паслась другая коза, а еще в эпоху подъема национализма судили человека, который не встал с инвалидного кресла во время исполнения государственного гимна. Свободная пресса выбирает, кому какое место достанется, а кого-то еще и фотографиями поощрит. К. К. решил придать огласке исчезновение Рози, и страница для этого нашлась. Спасибо и на этом.

Те, кто заглянул в эту статью, узнали, что была такая Рози, хиджра, которая на накопленные средства открыла благотворительную организацию для своей общины. Когда-то она сбежала из приюта «Анджуман-э-Ислам» есть лангар в гуру-дваре, а потом прибилась к какой-то христианской миссии, в которой она сколько-то поучилась и, повзрослев, сумела стать хозяйкой своей жизни. Шитье, вышивка, всевозможное рукоделие, джемы, желе, чатни, ачар, готовые обеды для рабочих – она бралась за все. Рози купила квартиру у озера и сдавала ее в аренду.

Когда инспектор прибыл туда, на двери висел замок, и спустя два дня тоже висел замок, тогда его взломали и зашли внутрь. Шилу, или Шакилу, и ее любовника с черными прилизанными волосами поймали у дома, они собирались надолго куда-то уехать, а Рози нашли внутри – ее запихали в выдвижной ящик кровати.

В газете написали, что Рози хотела выгнать квартирантов и поселиться там сама, из-за этого разгорелся спор. Сначала Шила-Шакила попросила дать ей время, потом согласилась на повышение оплаты, потом изъявила желание купить квартиру, потом позвала любовника, а потом началась перепалка с Рози, и парочка сказала точно то же самое, что инспектор Бхоунде.

Мол, вас одурачили, у нее ни документов настоящих, ничего, и мы попались на удочку, даже не поняли, что она – фальшивка, сначала приходила якобы женщина, а потом стал приходить мужчина.

Раз уж преступники и полиция сошлись во мнении, что фальшивка не стоит никакого внимания, то на какое-то время дело было заброшено.

– Мы люди порядочные, в этом районе только такие и живут, спросите кого угодно, доставили ли мы хоть кому-то неприятности, мы провели в дом воду, построили вон ту стену с разрешения соседей – очень хорошие люди, сын работает в магазине электроники, его мама дает нам кинзу, мяту, чили, выращивает все в горшках, однажды даже баклажаны были. Стена все-таки защищает, а то все могли заглядывать сюда, когда он уходит на работу, а я остаюсь одна, разве оно