Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

— Жалуйся кому хочешь, — вмешалась подошедшая Назлу. — Я не хочу потерять мужа из-за вашей скотины. Если бы еще моя корова была в стаде. Иди, Пилос-джан, иди домой.

Пилос много слышал о похитителях золота и пещерных разбойниках. Стоило ему представить себя вне Абаны, как его тут же окружали разбойники, которые хватали его и бросали в темную пещеру.

Он нуждался в друге, который и золоту знал бы цену, и в дружбе был искренен.

Пилос вспомнил, кому можно доверить тайну: «Кузнец Саак».

У его бабушки было много золота. Она носила золотые украшения. На пальцах — золотые кольца, на запястьях — браслеты. И за покупки она часто платила золотом. Женщины деревни, у которых было золото, просили, чтобы Саак проверил. Он легко отличал настоящее золото от подделки. У него были знакомые ювелиры в Ереване.

«Половину золота спрячу, позову Саака и остальное поделю с ним, а уж превратить золото в деньги — его забота».

Жена Саака, опустив в тонир большой медный чан, готовила сыр.

— Сестрица...

— Это ты, Пилос? Что случилось?

Опустив длинную мешалку в сыворотку, она накручивала на нее волокна сыра.

— Где Саак?

— Уехал в Кешкенд.

— Когда приедет?

— Поздно приедет, Пилос.

Пилос ушел. Поразмыслил, поднялся на крышу, спустился. Снова явился.

— Саак не пришел?

— Нет.

Стоя в дверях, он опять долго думал. Потом ушел, занятый мыслями, и пришел позднее. Жена Саака, кончив работу, поставила на огонь большой чан с водой, чтобы помыться. Мысли ее были заняты теплой водой.

— Сестрица...

— Ну, что тебе? Надоел!

— Сестричка, я должен ему кое-что сказать по секрету. Значит, Саак поздно придет?

Он шагнул к ней.

«Э, да у него не то на уме».

— Приходи попозже.

День клонился к вечеру. Пилос попытался отворить дверь Саака, но она была заперта изнутри на засов.

— Сестрица...

— Поди свои секреты жене расскажи.

Пилос, удивленно пожав плечами, ушел.

Сколько звуков в Гоми дзоре! Вот жаворонок, вот куропатка. А это скворец, а это канарейка, и все они поют, перекликаются.

Сколько цветов в Гоми дзоре! Пойдешь налево — увидишь горный ковыль, киндзу. Пойдешь направо — там тропинка. На ней следы лошади, которая несла девушку в длинном платье, с длинными косами, загорелую, черноволосую. Прошел путник, погоняя навьюченного осла и покрикивая: «А‑чу!.. А‑чу!..»

В Гоми дзоре русло потока безводное, высохшее, безобразное. Сколько ям в Гоми дзоре...

Пилос взял клад и встал на краю высохшего русла. «Зарою здесь, а ночью вдруг нагрянет сель и унесет все... Разве не бывает, что в безоблачный солнечный день вдруг хлынет целый поток? Я своими глазами видел. Подняться налево — могут заметить девушки, собирающие киндзу. А направо — тропинка. Могут увидеть прохожие».

Так он и ходил с бадьей под мышкой, пока наконец не нашел какую-то яму. Он залез в нее, опустился на корточки, посмотрел вокруг, потом сидя посмотрел, потом — лежа.

«Здесь хорошо. Очень хорошо. Умный человек клад на крыше держать не будет».

Зарыл бадью в яму.

Солнце опустилось на вершину горы. Солнце, как большая круглая звонкая монета, коснулось горы, подпрыгнуло и со звоном покатилось по склону.

Вечерело. Петух засеменил к курятнику.

Еранос бросил коров, сердито покосился на дверь Пилоса и пошел домой. В руках у него была вязанка ивовых прутьев. Шахбазова невестка собрала зелень в корыто и крикнула свекрови с крыши:

— Скажи детям, пусть придут помочь.

Пилос поднялся из ущелья. Большими шагами подошел Саак и преградил ему дорогу.

Трах...

— Ой!..

— Вот тебе!

— Но за что?

— Хотел посекретничать с моей женой? Я тебя!..

— Я?!

Трах-тарарах!..

— Ой, матушка, умираю!..

— Вот так-то.

Саак, тяжело дыша, вернулся в деревню.

Пилос лежал избитый и измученный. Вернулась с поля Назлу. Она принесла целую вязанку авелука[26].

Увидела мужа — оторопела. Выронила вязанку из рук:

— Пилос-джан!

Глаза пастуха наполнились слезами.

— Разве я на чужих жен когда-нибудь засматривался?

— Кто это сказал? Чтоб у него глаза повылазили!

— Саак... — Пилос горько заплакал.

— Расскажи, как все было.

Пилос плакал и рассказывал, рассказывал и плакал. Только вот о золоте ничего не сказал. Ведь Назлу женщина — может обидеться: мол, я, по-твоему, и Саака не стою, мне ничего не сказал, к нему пошел.

Если бы Назлу сказали, что видели Пилоса с другой женщиной, она бы все равно не поверила. Она хорошо знала своего мужа. В другое время она, может, стала бы посреди удины и крикнула бы вслед Сааку: «Бесстыдник, у самого жена развратница, а винишь других!» Может, и камень швырнула бы ему вслед. Но Саак обидел ее больного мужа. Назлу-жены не было. Назлу-мать возмутилась. Назлу-отец разгневался, Назлу-брат рассвирепел. Назлу-жена присоединилась к ним. Вину за историю с волками Назлу тоже взвалила на Саака.

Саак, мрачный и грозный, ужинал. Его жена искупалась и теперь вытирала стаканы, стоя спиной к мужу. Когда она поднимала руку, платье тоже поднималось.

Назлу вошла и, не сказав ни слова, взяла глиняный горшок и разбила его о голову Саака.

— Будешь знать, как моего мужа бить.

Саак закрыл глаза и, не проронив ни слова, бесшумно лег на пол. Жена Саака с визгом бросилась на Назлу, схватила за руку, та вцепилась ей в волосы и повалила на землю.

— Мой Пилос тебе сказал, что... Ах ты шлюха! Самой небось хотелось, так ты на него сваливаешь... На платье свое посмотри, сиськи раскрыла, так-то ты мужу кушать подаешь, бесстыжая?

Жена Саака оставила в кулаке у Назлу прядь волос и с криком выбежала, чтобы созвать людей. Саак приходил в себя.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — Назлу трижды плюнула на него. Пришла домой, обняла Пилоса и заплакала, превратившись в несчастную, слабую женщину. — Пилос-джан, не думай, ты не муж мне, а брат, я не жена тебе, а сестра...

— У-у-у, — заплакал растроганный Пилос.

Абана — сплетница!.. Слово мячиком катится из одного дома в другой. Старые, черные, неровные стены, о которые ударяется слово, тупыми зубами начинают терзать его, рвать на части.

Вместо улиц извилистые тропинки, каменистые, пыльные, в сплошных рытвинах. Попадет слово в яму — начинает хромать, доходит до места с опозданием. Стукнется о камень — заострится. Потом запустишь им в кого-нибудь, поранит. А запылится — спрячут его, чтобы потом, сдув с него пыль, подновить и снова пустить из уст в уста.

Под каждым словом прячется еще слово. Из-под одного