Свента - Максим Александрович Осипов

Перед тем как вы приступите к чтению, несколько слов о бомбардировке города, которую – как говорят: осуществил, провел? – Верховный главнокомандующий. Мне не удалось обнаружить прямых подтверждений воздушной атаки на Вечность – того происшествия, о котором рассказывает Александр Иванович, зато я наткнулся на сведения о разбомблении дома культуры в аналогичном городе. Назывался он Мертвой рекой, или Долиной мертвой реки, в переводе с ненецкого, и тоже был расположен на Крайнем Севере.

Пара цитат: “Дом культуры заброшенного поселка подвергся бомбардировке стратегической авиации, – сообщают новостные агентства. – По объекту поселка группа бомбардировщиков провела испытания новой крылатой ракеты дальнего радиуса действия. На борту одного из самолетов находился Верховный главнокомандующий… ” – и так далее.

Не стоит труда отыскать подробности: “Руководитель района в момент запуска находился на полигоне. По свидетельству градоначальника, первая ракета пролетела немного выше цели, зато следующие прошили здание насквозь. – Президент дал нам двадцать минут на то, чтобы спрятаться, – улыбается наш собеседник. – Мы нашли еще горячие куски ракет. Удивительная техника и удивительное попадание, – констатировал мэр”.

В сети имеется фильм, посвященный этим событиям. Вылет с военного аэродрома, дозаправка в воздухе, запуск ракет, возвращение. “Судя по выражению лица Главнокомандующего, он остался доволен”, – произносит закадровый голос. – Как про животное, – с обидой сказала моя медсестра: я показал ей фильм.

Повторюсь: прямых подтверждений тому, что описывает Александр Иванович, я не нашел. Но испытания крылатых ракет происходят и будут происходить. А поселки с названием Вечность на карте есть. И не только Вечность – и Счастье, и Верность, и Мужество.

У читателей неизбежно возникнут вопросы. Мог ли стать главой района человек, совершивший убийство? Или: откуда взята строка про мост Мирабо и Оку? Отвечу: толком не знаю ни современной практики назначения руководителей, ни современной поэзии, однако едва ли Александр Иванович что-нибудь путал или выдумывал.

Остались вопросы и у меня. Не следовало ли положить его в отделение? Но если госпитализировать не по медицинским, а по человеческим показаниям, из личной симпатии, – к чему это приведет? Больших операций у нас не делают, а иным способом было здесь не помочь. И еще: почему он хотел, чтобы именно мне досталась тетрадочка? Потерял, забыл? Судя по многочисленным вставкам и исправлениям, Александр Иванович дорожил заметками. Что он знал обо мне, о чем собирался предупредить? Об опасности увлечения театром? – но я театры и так обхожу стороной.

С исчезновения автора прошел год. Я и давал ему жизни от силы год и не мог ошибиться в диагнозе. Насколько я понял закон, Александр Иванович может быть уже признан безвестно отсутствующим, а значит, пора отдавать его повесть в печать. Если он вопреки ожиданиям жив, то, наверное, не рассердится: мужчины редко ведут записи “для себя”, да и повествовательная манера Александра Ивановича предполагает читателя. Сам я только добавил названия глав, в рукописи их не было.

Такая фантазия: а ну как Александр Иванович прооперирован и живет, например, в Германии или той же Америке и теперь отыщется благодаря публикации? Это будет прекрасно и само по себе, и даст ему шанс прославиться (по отвратительному макеевскому выражению, “прогреметь”). С удовольствием перечислю ему гонорар. Заодно и в предисловиях-послесловиях моих отпадет нужда.

Имена я менять не стал.

Таруса, июнь 2015 г.

Виноград

– “А ведь, верно, было мне назначение высокое…” Мужчины всегда себе что-то выдумывают. Вот вы, Александр Иванович, так и мечтали – завлитом стать? – спрашивает меня Любочка.

Любочка Швальбе – одна из тех, по кому буду до конца своей жизни скучать. Швальбе – “ласточка” в переводе с немецкого. Она берет с подноса большое зеленое яблоко, надавливает на него указательным пальцем:

– Настоящее, – и откусывает.

– Любка, ты что творишь?! – вскрикивает завреквизитом. – Ты мне слопаешь весь реквизит! В следующий раз получишь пластмассовое.

– Простите, Валентина Генриховна, что разговариваю с набитым ртом. Яблоки, к вашему сведению, служат источником витамина Е.

Валентина Генриховна машет рукой:

– Да у тебя этого самого витамина…

Валентина Генриховна работает в театре почти столько же, сколько я. Изумительный человек: реквизитом заведует и вдобавок буфетчица. Без нее мы бы все – и артисты, и осветители, и так далее, включая администрацию, умерли с голоду. А потом, тут и вправду не водится яблок таких.

– Видите, Александр Иванович, исходящий реквизит на мне экономят, – жалобно произносит Люба, когда мы опять остаемся вдвоем. – Так вы обещали мне рассказать…

Радуюсь, когда у нее разговорчивое настроение. Кем я стать хотел? Нет, не завлитом, конечно же. Я о другом мечтал. Но – никаких обид.

Люба вскакивает:

– Ой, меня Слава зовет! Александр Иванович, отчего вы не пишете? Напишите, пожалуйста! Обещаете? – уже с лестницы.

Такое воспоминание давнишнее.

А вот свежее. Здешний товарищ мой, Макеев Владилен Нилович, член Союза писателей, с очень старых времен:

– Давайте, – предлагает, – сделаем про вашу жизнь материал. Для газеты “Октябрь”. Пишите, что придет в голову, а я подключусь. Дарю вам название: “Родом из Вечности”.

Макеев неплохой человек, хоть и со своим, что называется, пунктиком. Признался, что его не Владиленом зовут. По паспорту он Владлен.

– Простовато, согласны? Владилен интереснее.

Я почти ежедневно гуляю с Макеевым. Мне-то что? – я на пенсии, не работаю, у меня времени невпроворот, а Владилену Ниловичу удивляюсь: когда он глыбы свои успевает изготовлять? В прошлом месяце принес рукопись: “Ни сном, ни духом” – тысяча двести страниц, роман. Обижается, что я еще не прочел:

– Меня не читаете, так пишите свое. Давайте все по порядку. Пройдемся потом по тексту, подредактируем. Обожаю воспоминания незнаменитых людей. В “Октябре” не хотите – разместим в центральном издании. На федеральном уровне можете прогреметь. Хорошее, между прочим, название: “Родом из Вечности”.

Родом я вообще-то из-под Челябинска. Но почему, в конце концов, не попробовать? Ведь был зачем-то кусочек мира мне приоткрыт. Ненадолго, маленький, но ведь был же, был!

Городок под Челябинском. Даже не городок, а просто – завод, почти в чистом поле. И возле – клетушки-вагончики-домики. Тут школа, а там медпункт, общежитие женское, поменьше клетушка – мужское. Сюда, на Урал, свозили разных людей – из Ленинграда, Минска, Киева. Эвакуировали целыми институтами: не наладите к осени выпуск продукции, пеняйте, мол, на себя. Никто не в претензии, надо так надо – война. И про то, вредное производство или невредное, тоже, конечно, не думали.

Я ее и не помню почти что, войну, да она и скоро закончилась, только мы с