Мои семнадцать... - Леонид Александрович Александров

— Ой, что вы, Антонина Васильевна, я так побуду!

— Меня до сих пор слушались все! — с ласковой строгостью сказала мать Виталия, и Аля поспешно сунула одеревеневшие ноги в горячее мягкое нутро валенок. — Сейчас чай пить будем… Проходи, Аля, садись вот сюда.

Очутившись за столом, Аля вспомнила, какую клятву давала себе, поднимаясь по ступенькам крыльца… Немногословность, конечно, была, но куда подевались так четко запланированные строгость, солидность и неприступность?

— Мама, как у нас со скотиной? Не пора?

— Куда же ты в парадном? Вот отец придет…

— Его еще жди-пожди, а мне долго ли переодеться?

— Ну, сходи, а мы с Алей на стол приготовим.

Аля поспешно кинулась от стола к шестку на помощь Антонине Васильевне. Та встретила ее с улыбкой:

— Да сиди ты, сиди, Аля! Я ведь это так, к слову, сказала. Ну, ладно, неси, пожалуй, вот это на стол… Аля, а полное имя твое как?

— Александра.

— Да-а? А мне думалось — Алевтина… Что ж, доброе у тебя имя. Если я не путаю, то оно обозначает — Благородная.

Аля почувствовала, как краснеет теперь всем лицом, а не только щечками с мороза, с ветра. И заторопилась:

— Это меня так папка все называл: не Шурой, не Саней или еще как-нибудь по-деревенски, а вот так по-новому, по-своему — Аля. Ну и осталось теперь это за мной.

Когда за Виталием закрылась дверь, и он зашумел где-то там, во дворе, Аля собралась с духом:

— Антонина Васильевна… Вы не подумайте чего такого… Мы с вашим Виталием просто решили прокатиться, освежиться… уж так тяжко на свадьбе! Виталий по пути решил заехать домой, чтобы вы не беспокоились… Вот я и…

— Аля, ты какое варенье больше любишь — клубничное или черносмородинное? — спросила хозяйка, будто и не слышала Алиных объяснений, и это сначала обидело девушку, а потом дошло до нее: чего это она оправдывается перед матерью чужого ей парня, как провинившаяся, и как хорошо, что эта мать деликатно переводит разговор на обыденные вещи!

— Ой, Антонина Васильевна, да не беспокойтесь вы! Я ведь со свадьбы! Меня закормили там со вчерашнего дня! Думают: студент, так надо кормить, кормить его, будто он из голодного края!.. Ой, Антонина Васильевна, да я еще впервые на свадьбе, и не думала, что это так муторно! Прямо насильно заставляют пить: пей до дна, иначе подумаем, что ты нами брезгуешь, не уважаешь нас! Да хоть бы один так-то, а то ведь друг за дружкой ходят подавальщики, и у каждого свой резон: от меня еще не пила, пей, а то!.. Ладно, я рядом с невестой сидела, и она меня немножко защищала.

— А кто она тебе будет?

— Подружка. Вместе в техникуме учились, вместе нынче закончили. Надо быть уже дома, да вот — подружка замуж, а я на ее свадьбе.

К удивлению Али, разговор между ними завязался и шел самый непринужденный, и пока они приготовили на стол для чаепития и принялись за чай, успели поведать друг дружке многое из своих жизней.

Оказалось, Антонина Васильевна тоже нездешняя, тоже из Зауралья, почти землячка, приехала на работу после педтехникума в соседнюю деревню, как раз в ту, где сейчас свадьба идет, где тогда была школа-семилетка, и однажды Николай Кузьмич, это сейчас так его величают, а тогда он был просто Николкой, привез ее в таратайке сюда, в эту деревню, привез просто показать здешние степные места, а оказалось, привез навсегда. Хозяева же той квартиры, где тогда стояла Антонина Васильевна, Гусевы, стали ей почти своими, до сих пор дружба с ними не прерывается, стала похожа больше на кровное родство — как же, ведь из своего дома они выдали ее замуж!

Варенье из степной клубники было невыразимо вкусно и ароматно, чай необычайно свеж и приятен. А тут и Виталий появился у стола, вновь переодетый в парадный костюм.

— Мама, нам пора, — поспешно сказал он, выпив свой стакан поостывшего чая и заев пирожком. — Хозяева уже спрашивают, не вернулись ли мы.

— Как там свадьба, Витя?

— Гудит. Пельменями сегодня с утра потчуют. Пивом. А мы с Алей свежего воздуху, чаю захотели…

Он вышел вперед, сказав, что надо напоить лошадь.

Уже у порога мать спросила у девушки:

— Аля, как же ты не побоялась ехать о незнакомым парнем в такую даль?

Аля чуточку подумала, перед тем как сказать:

— Что вы, Антонина Васильевна! Мне с вашим Виталием не страшно было бы ехать и… например, в тундру!

Мать осталась у ворот, прощально помахала ладошкой, а взглядом она уносилась с ними в кошеве.

1976 г.

Вечерний сон

Как это и бывает во сне, Ушликов лежал на горячем песке, загорая, с закрытыми глазами, вольготно пораскинув руки-ноги, а тут вдруг тень какая-то упала на его лицо, и сердце сразу же охватило такой тоской-страхом, — вот и подхватился он бежать куда глаза глядят! И почему-то он знал, что надо убежать как можно скорее, как можно дальше от того места, где только что лежал, то есть от самого себя. Тут уж любая скорость годилась.

Разбежавшись что есть силы, он легко одолел большую реку, кажется, Каму, мимоходом удивился только: река сухо отщелкивала, как рассохшийся паркет, а так ничего, не вязла в ногах. Он ожидал высокого обрывистого берега, даже приберегал силы и сноровку, чтобы ловчее его одолеть, но пока бежал по воде как посуху, потерял всякое представление о берегах и о времени и бежал уже по ничему, даже нельзя сказать, что по воздуху. Пустота какая-то, и все.

Это же черт-те что! — удивился Ушликов во сне, но разрешил продолжаться чудесам. Потому что он давным-давно знал: все в конце концов кончается для него плохо, так пусть хотя бы сейчас будет хорошо.

И тут же нашел себя лежащим в мокрой и холодной, по-видимому, после дождя, траве. А рядом смеялась Тася Гущева. Ну, та девчушка из соседней квартиры барака, которая однажды принесла ему ломоть хорошо посоленной черняшки. Она, похоже, была влюблена в него, дуреха.

Ушликов сладко потянулся к Тасе, почему-то одетой в этот ясный жаркий день в модную плюшевую жакетку, и на ногах у нее были венгерские высокие ботинки «со смехом», то есть с меховой опушкой, тоже теперь модные, — с замиранием сердца потянулся Ушликов к Тасе и получил в ответ тычок в грудь, мягкий и ласковый: мол, не нахальничай!

Никогда, ни до этого, ни после, он не испытывал в груди такой сладости, такого таяния, какие испытал, получив этот отпор. Значит, его