Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель - Памела Биннингс Юэн

Арлетти сказала, что высшее командование потеряло свой блеск. Офицеры ходили строгие и угрюмые. Вежливость осталась в прошлом, никто больше не придерживал дверь для дам. Игривый смех больше не позволял пройти мимо охраны, если у вас попросили документы, а вы забыли их в номере. Шпац до сих пор не вернулся из Берлина.

В этот день Коко сидела в углу просторного фойе недалеко от лестницы вместе с Арлетти и Лорой Мэй Сент-Джеймс. Они играли в безик, Коко курила и разглядывала входящих и выходящих офицеров. Выходившие были нагружены багажом и портфелями. Куда это они все собрались?

Глядя, как карты с бело-зеленой рубашкой летают по столу, она подмечала для себя дамские хитрости, чтобы впоследствии ими воспользоваться. Арлетти они особенно хорошо удавались. Она была актрисой, и ее почти невозможно было поймать на жульничестве.

Арлетти, сидевшая рядом с Коко, подтолкнула ее локтем, открыла верхнюю карту и пропела:

– Ла-ди-да! Десять очков за козырную семерку!

Лора Мэй надула губы.

Коко не отводила глаз от потока военных, направлявшихся по большому холлу к выходу на Вандомскую площадь.

– Интересно, что происходит? – Ни Арлетти, ни Лора Мэй не оторвались от игры. Коко встала, подошла к стойке портье, за которой стоял Жеро. Она остановилась возле стойки и вопросительно подняла брови.

Он наклонил голову в ее сторону.

– Их вызвали в Берлин, – сообщил он.

В эту минуту распахнулись двери лифта, и из кабины вышел рейхсмаршал Геринг. За ним следовал Хорст Экерт. Двое мужчин, которые надеялись отобрать у нее № 5, направились к выходу.

– Что-то случилось?

Жеро понизил голос.

– Неприятности в России, как я слышал. И на причину вы сейчас смотрите.

– Геринг?

– Да, рейхсмаршал. Среди служащих ходят разговоры о том, что его люфтваффе снова провалилось, на этот раз на Восточном фронте. Но вот увидите, его ни в чем не обвинят. Фюрер найдет козла отпущения. Я слышал, что герр Геббельс прошлым вечером издал приказ, согласно которому за каждого солдата, который умрет этой зимой в России, в Берлине будут казнить сотню из тех, кто в ответе за их отправку на фронт без зимней формы, начиная с самой верхушки.

Коко хитро улыбнулась Жеро, кивнула и повернулась, чтобы вернуться к карточной игре. Когда Арлетти и Лора Мэй набросились на нее с расспросами, она по секрету пересказала им новости. Арлетти кивнула.

– Моего Ганса в этот раз не вызвали. Но он говорит, что все командование в Берлине бурлит.

Лора Мэй подняла глаза.

– Рейхсмаршал Геринг тоже уезжает?

Коко кивнула.

– Вместе с приобретенными сокровищами.

– Хорошо. – Лора Мэй изучала свои карты, потом вытащила две и бросила их на стол. Она избегала Геринга с тех пор, как по его приказу столь любимый ею гардероб вынесли из Императорских апартаментов.

*****

Коко ничего не знала о Морисе, Колетт ей больше не звонила. Пришло время навестить подругу, утешить ее. У Эвана был свободный вечер, но Жеро нашел для нее водителя, который был готов отвезти ее к Пале-Рояль рядом с Лувром, где жила Колетт. «Роллс-Ройс» остановился возле входа на улице Сент-Оноре.

– Подождите меня здесь, – сказала Коко. – Я ненадолго.

Вечер был холодным. Задрожав, Коко подняла меховой воротник и пошла через темную аркаду, мимо пустого заброшенного парка, антикварного магазина, букинистического магазина, пекарни, бистро. Все было закрыто. Она считала арки над головой, пока не дошла до двери, за которой была лестница, ведущая в квартиру Колетт. Коко постучала, подождала немного, потом постучала еще раз.

Дверь приоткрылась, выглянула Полина, горничная Колетт.

– Ах, мадемуазель, вы нас напугали. Мы думали, что это боши вернулись.

– Это всего лишь я, – сказала Коко, протискиваясь мимо нее. – Есть новости о Морисе? – И, бросив взгляд в глубину квартиры, она спросила: – Как она?

Полина покачала головой, и Коко прошла следом за ней в маленькую комнату с единственным окном, выходившим на Лувр. Потолок с балками был низким. Колетт сидела за столиком у окна и писала. В комнате было темно, если не считать янтарного круга света от лампы, стоявшей рядом с писательницей. С Сены донесся звук сирены.

– Мне показалось, я узнала твой голос. – Колетт вставила ручку в подставку. Она откинулась на спинку кресла, бросила сожалеющий взгляд на блокнот на столе и обхватила себя руками. – Ты вернула меня обратно в реальный мир. – Ее тон был обвиняющим.

Коко бросила сумочку на стол, повернулась к Колетт и всплеснула руками.

– Я думала, что ты не находишь себе места. – Колетт нахмурилась. Не снимая пальто, Коко села в единственное кресло в комнате, большое, мягкое, покрытое изношенной голубой тканью. От кресла пахло Морисом. – Как ты можешь писать, когда твой муж пропал?

– Я никогда не впадаю в абсолютную истерику, каким-то образом мне удается приспособиться. – Колетт провела рукой по волосам. – Как раз сейчас я увлечена новой историей о моей малышке Жижи. Повесть должны опубликовать через два месяца.

Коко закурила. Она понимала это. Когда-то она была поглощена своей работой, как Колетт, создавала что-то новое, и в это время ее тревоги меркли. По крайней мере, на время. Но это было до войны. Теперь, без работы, Коко чувствовала себя лишенной жизни и выпотрошенной, невидимкой, как пропавшие цветы в Тюильри.

Колетт оперлась локтем на маленький столик и положила подбородок на руку.

– Так что же с Морисом? – Коко стряхнула пепел с сигареты в маленькую стеклянную миску рядом с Колетт. – Ты что-нибудь о нем слышала?

– Сюзанна наконец позвонила. Посол сделал несколько звонков. – По телу Колетт пробежала заметная дрожь. – Мориса отправили в концентрационный лагерь в Компьене. Она помолчала немного, потом посмотрела на Коко. – В Руайальё.

Сигарета Коко зависла в воздухе, как только перед ее мысленным взором предстал замок Этьена. Прошло несколько секунд, пока она осознавала слова Колетт. Коко видела себя скачущей верхом на Флост по полям. Она вспоминала прекрасный лес в Компьене, оленей, цветы, ручьи. Одна мысль о том, что Морис там пленник, пятнала ее воспоминания. Колетт наверняка ошибалась.

– Этого не может быть, – наконец сказала Коко, выпуская струю дыма. – Этьен никогда бы не позволил использовать Руайальё как тюрьму.

– Заключенные живут в бараках, построенных в полях, – ответила Колетт, потом тон ее стал ироничным. – Не волнуйся так, Коко. Я уверена, что замок оставили для офицеров. – Она смахнула слезу со щеки. – Сюзанна сказала, что во всем виноваты участники Сопротивления. За каждого немца, убитого Сопротивлением, будут расстреляны десять заложников-евреев.

Коко пронзила боль.

– Но почему Морис? – воскликнула она. Добрый, нежный Морис.

– Потому что он еврей, – резко ответила Колетт. – В Париже евреи исчезают каждый день. – Она посмотрела Коко в глаза. – Неужели ты действительно никогда этого не замечала?

Коко застыла. Ей совершенно все равно, что в Морисе течет