Дураки все - Ричард Руссо

своим кистям, к спокойной синей, зеленой и желтой палитре, но, вероятно, все опять, как бывало не раз, покатится под откос и окончится в Ютике, в психиатрической больнице штата. Больше всего Гас ненавидел ждать. Все равно что ухаживать за заболевшим ребенком, наблюдать, как опасно повышается температура, молиться, чтобы она упала, бояться, что не упадет, и знать, что ты бессилен что-либо сделать.

Поэтому Гас и не спал всю ночь. Он лег рано в надежде скорее окончить этот ужасный день, но мысли блуждали по кругу. Гас упорно не понимал, почему обрушилась стена старой фабрики. И в тот же день смертельно опасная рептилия, чья естественная среда обитания – Индия, сбежала из “Моррисон-армз”. Еще у Гаса, как он ни бился, перед глазами стояла картина: этот чертов дурак, начальник полиции, ныряет в разверстую могилу судьи Флэтта, подняв столб пыли. Нет никакого сомнения, что газета Шуйлера в красках опишет три этих события. То-то обрадуются журналюги! Стоило Гасу задремать, как налетала гроза, и он опять просыпался. Если кому и нужно принять снотворное, так это ему. Почему он не попросил доктора выписать рецепт? Дом содрогнулся от очередного раската грома, мощного, как удар свайного молота, Гас поднялся с постели, пошел проверить Элис, но она спокойно спала. Не разбудил ее и телефон.

Звонить начали вскоре после того, как окончились грозы, и звонили всю ночь, в основном горожане, желавшие знать, когда им, черт побери, дадут свет. Баллотируясь в мэры города, Гас допустил серьезнейшую ошибку (и что на него нашло?): он обнародовал свой домашний номер. Если Гас правильно помнил, он хотел выглядеть истинным слугой народа, открытым и всегда доступным для избирателей. Правда, быстро выяснилось, что пообщаться с ним рвутся, особенно среди ночи, или пьяные, или сумасшедшие, или те и другие вместе, так что сразу же после выборов, дабы оградить себя от психов, Гас завел автоответчик, а тем, с кем действительно хотел пообщаться, давал свой мобильный (и больше нигде его не светил). Автоответчик, предназначавшийся для всех прочих, уверял, будто каждый звонок очень важен (вранье) и Гас перезвонит при первой возможности (тоже вранье). Удивительно, как долго порой разглагольствовали звонившие. Некоторые сообщали о странных потусторонних зрелищах: коровы в полях помахивали ярко светящимися хвостами, на штыке у стоявшего перед библиотекой памятника солдату Армии Союза[34] синел таинственный шар, на кладбище Хиллдейл сияли каменные кресты. Один из звонивших предположил в этом происки сатаны. Скорее уж студентов, подумал Гас. До конца учебного года менее двух недель, пора розыгрышей в самом разгаре. И если кресты горели, так потому, что какой-нибудь идиот облил их жидкостью для розжига и чиркнул спичкой. Утром Гас скажет Реймеру, чтобы позвонил в больницу и узнал, сколько к ним обратилось подростков с ожогами.

Но были и другие, менее сверхъестественные происшествия. Позвонила мать Трупориканца Джо и сообщила, что ее сын ушел в таверну “Белая лошадь” и до сих пор не вернулся, а это значит, что его наверняка убили. Мать намекнула Гасу, что некие либеральные фанатики таят злобу на ее сына, поскольку он осмеливается говорить правду о меньшинствах, гомосексуалах и тех, кто захватил все вокруг, так что Америку уже нельзя назвать Америкой. В шестом часу утра позвонил последний псих и сообщил, что неизвестные грабители раскапывают могилу судьи Бартона Флэтта. Это, конечно, бред, но Гас на всякий случай связался с участком и отправил Миллера разобраться, в чем там дело. На месте преступления никого не оказалось, но в ста ярдах от въезда на кладбище со стороны Спринг-стрит Миллера ждала находка весьма неожиданная и пугающая. Огромный пласт земли – такой вместил бы и взрослое дерево со всей его обширной, пусть и засохшей корневой системой, и полдюжины гробов в придачу, в том числе очень старых, – непонятно почему оторвался, сполз по размытому ливнями склону и теперь маячил, как остров, посреди этой сраной дороги.

Поэтому, выглянув в окно спальни и увидев, что небо на востоке светлеет, мэр понял, что уже не заснет. Лучше встать и смело встретить день. Гас решил не ждать, пока привезут “Демократ” (обычно его доставляли в десятом часу), он сам отправится в Шуйлер, возьмет свеженький, только что отпечатанный номер газеты и прочитает, как его чихвостят, за дорогим капучино в новом “Старбаксе”, о котором все говорят. Три пятьдесят за чашку, конечно, многовато, но вроде бы там удобные кожаные кресла, Гас устроится в кресле и прочитает дурные вести о своем городке в относительно спокойной обстановке среди модных жителей Шуйлера, которые не видят ничего плохого в небольшом расточительстве. А когда он вернется в Бат к собственным немодным избирателям, дурные вести уже устареют и не будут его тревожить. Гас тихонько оделся и направился было к двери, но решил напоследок проверить Элис – тогда-то и обнаружил, что ее нет дома.

Бедная, добрая, потерянная женщина.

Кто виноват? Хотелось бы, конечно, обвинить Курта, чаще всего Гас так и делал. Но порой, вот как сейчас, признавал и свою причастность. Он, разумеется, знал, что проблемы у Элис начались еще до него, а может, и до Курта – тот утверждал, что в колледже Элис вела жизнь беспорядочную и раздвоение личности у нее из-за употребления кислоты, но Гас не верил, что Элис и впрямь так куролесила. Да, возможно, она пробовала наркотики – на дворе стояли семидесятые, в конце концов, – но исключительно с чьей-то подачи, и Гас подозревал, что именно Курт был ее личным Свенгали[35]. Ох и фруктом тот оказался. Приняв его на работу (и ведь решающим стал именно голос Гаса!), колледж допустил катастрофическую ошибку. Что еще хуже, Гаса предупреждали. Двое его коллег из отборной комиссии почувствовали неладное, какое-то противоречие, но какое именно, сформулировать не сумели, и Гас им указал, что дурные предчувствия порою не что иное, как замаскированные предрассудки. На бумаге все, несомненно, выглядело хорошо. Да, публикаций у Курта было немного, но он вел активную профессиональную деятельность, посещал конференции, делал доклады и, кажется, лично знал многих виднейших политологов. И рекомендации у него были безупречные, как мало у кого.

Правда, однажды вечером, вскоре после прибытия Курта в кампус, Гасу позвонили на домашний.

– Вам не стоит брать на работу профессора Райта, – без предисловий заявил звонивший.

Гас сначала подумал, что это кто-то из отборной комиссии, но звонок, судя по всему, был междугородний. Гас спросил, кто звонит, и услышал в ответ: “Неважно”. Важно, чтобы Гас понимал: