Голые среди волков - Бруно Апиц

Бохов молчал. Он понимал друга, и требование Кремера находило отклик в его сердце.

Кремер, видя, что Бохов молчит, беспощадно продолжал терзать его.

– Его унес кто-то из вас, кто-то из ИЛКа! Кто?

Бохов пожал плечами.

– Найди его и приведи сюда! Если товарищи вылезут из нор, малыш тоже не должен больше… Кто знает, где он ютится?

– Ты прав, Вальтер, – вздохнул Бохов. – Отчего ему не быть с нами или… Ты прав, Вальтер. Я постараюсь узнать, куда его запрятали.

Кремер медленно поднялся, черты его лица смягчились, он успокоился.

Приказ о подготовке этапа внезапно обрушился на многие блоки. Старосты принесли этот приказ из канцелярии, куда их вызывал Кремер.

– К утру мы должны быть готовы, товарищи!..

Десять тысяч человек! Это означало, что уйдут целые блоки! Все туже затягивалась петля, неотвратимо надвигался последний участок пути. Парализованные приказом, заключенные притихли, однако вскоре вновь засуетились.

– Не пойдем! Уж если умирать, так здесь, в лагере!

Многим старостам приходилось произносить горькие слова, от которых у них самих сжималось сердце.

– Хорошенько подумайте, товарищи! Если в барак придут эсэсовцы, они не станут разговаривать с вами. Я не могу призывать вас остаться, потому что не хочу быть повинным в вашей смерти.

Меж тем повсюду в лагере шли тайные совещания. Связные передавали инструкции руководителям групп Сопротивления.

– Пусть от каждой группы несколько добровольцев отправятся с этапом. Поговорите с людьми. Им выдадут холодное оружие. В пути они попытаются разделаться с конвоем и освободят колонну.

Удастся ли воплотить задуманное? Никто не знал, все лишь пожимали плечами.

Это указание шло от Бохова и Богорского: у них не было времени созывать ИЛК. Руководители вызывали членов своих групп поодиночке на короткую прогулку между бараками или уединялись с ними в уголке спального помещения.

– Хочешь идти?

Молчание, сжатые губы, мысли, тенью скользнувшие вдаль, туда, где жена, дети, мать… или девушка… наконец – кивок или покачивание головой. Некоторые сразу давали решительный ответ – для них не существовало той дали, которую предварительно можно было бы ощупать мыслью.

– Конечно, пойду.

И они добровольно шли на смерть…

Когда Бохов и Богорский после недолгой встречи собирались уже разойтись, Бохов задержал друга.

– Скажи мне правду, Леонид, это ты унес ребенка? Скажи правду?

– Почему ты спрашиваешь? Я сказал тебе правду и говорю еще раз: я не уносил ребенка.

– Это мог быть только один из нас.

Богорский согласно кивнул.

– А ты знаешь, где находится ребенок?

– Откуда я знать, не я его уносить.

Бохов вздохнул. Он не верил Богорскому.

– Ребенка спрятал ты и никто другой. Почему ты не говоришь мне правду?

Богорский огорченно пожал плечами, глядя на недоверчивого товарища.

– Если ты мне не веришь, что ж! Я ведь не могу тебя заставить.

На этом они расстались.

К общему удивлению, вечером после долгого перерыва по радиосети вновь была передана сводка командования немецких вооруженных сил. Швааль распорядился об этом еще днем, когда обсуждал с Камлотом вопрос об отправке этапа.

– Вы все еще намерены эвакуировать лагерь, штандартенфюрер?

Швааль, судорожно сплетя за спиной руки, обошел вокруг стола и не ответил Камлоту.

– Взгляните, черт возьми, на линию фронта! С вашим педантизмом вы еще всех нас отправите в пекло. Мы только теряем время.

– У нас еще есть время! – истерично выкрикнул Швааль. – Наши войска удерживают позиции!

Камлот сухо рассмеялся.

– Надолго ли?

Одутловатое лицо Швааля расплылось, как тесто.

– Не отравляйте и вы мне жизнь! Завтра отправите десять тысяч в Дахау, и баста!

Камлот опять рассмеялся.

– Дахаутцы встретят нас с распростертыми объятиями! А может, они как раз сами уводят свой лагерь и, может, в направлении Бухенвальда? Что за нелепый хоровод!.. Расстреляйте весь сброд здесь, избавьтесь от него сразу!

Швааль готов был вспылить. Он замахал руками на Камлота, затем опять принялся бегать вокруг стола.

– Вы же разумный человек, Камлот. Неужели вы еще полагаетесь на свои части? Это уже не прежняя марка, туда затесалось немало отребья.

– Мне достаточно приказать! – хвастливо заявил Камлот.

Лицо Швааля расплылось в ухмылке.

– Вы так считаете? На мой взгляд, картина несколько иная. Клуттиг с моего ведома приказал вашим проводникам собак разыскать тех сорок шесть негодяев. Они не нашли ни одного!

– Потому что не могли найти.

– Или не захотели… Возможно, я знаю ваших молодцов лучше, чем вы сами… Война проиграна. Не так ли? – Швааль остановился перед Камлотом. – Мы пиликаем на последней струне. Не так ли?.. Кто проигрывает, становится осторожным, будь он генерал или солдат. Может быть, я выражаюсь недостаточно ясно?

Камлот отказывался признать неприятную истину.

– Дайте нам немного отойти от лагеря, и мои молодцы начнут палить, как по зайцам.

Швааль мгновенно ткнул в пространство пальцем, как бы подхватывая на лету это заверение.

– Вот это совсем другое дело!.. Но здесь, в мышеловке, мой дорогой…

– О чем вы только не подумаете!

– Я думаю о многом, – с тщеславием полководца ответил Швааль. – Например… –    Он подошел к телефону и велел Райнеботу огласить в лагере последнюю военную сводку. – Кто проигрывает, – повторил он затем, – становится осторожным. Это относится и к тем, за проволокой. Когда они услышат, что мы сдерживаем американцев, барометр упадет, и завтра утром они пойдут за ворота, как барашки.

С огромным вниманием слушали в бараках военную сводку. Она подействовала на людей так, как того и ожидал Швааль.

В районе Эйзенаха, Майнингена и Готы наступление американцев было остановлено. Заключенные испуганно переглядывались. Что же теперь?.. Для групп Сопротивления по-прежнему сохраняла силу «готовность – два». Они должны все время оставаться в бараках и быть начеку. После указания отправиться с этапом новых распоряжений не поступало. Неужели оперативный план, разработанный для групп еще несколько месяцев назад, был отброшен? Неясной и запутанной была обстановка, а в этот вечер она усложнилась еще больше, когда по лагерю прошел слух, что по обе стороны Эрфурта сброшены американские парашютисты. Новость принесли «прикомандированные», вернувшиеся сегодня в зону раньше обычного. Ее усердно передавали и жадно выслушивали, тем более что она резко противоречила обескураживающей военной сводке. Если слух справедлив, этап не отправят. Над морем отчаяния забрезжил луч надежды. Но как у Эрфурта могли приземлиться парашютисты, если фронт стабилизировался?.. Разве это возможно? Конечно, на войне все бывает. Однако если официальная сводка соответствует действительному положению, для эвакуации еще остается время. И если готовится такой огромный этап, разве не указывает это на подобную возможность? Где же правда? Кто знает наверняка? Кто может внести ясность?

На лагерь