Назови меня по имени - Ольга Николаевна Аникина

стены учебного заведения страдали каким-то кожным заболеванием. Трансформаторная будка была всё так же размалёвана снизу доверху; среди прочих рисунков особенно бросались в глаза огромная чёрная свастика и череп с костями; директриса за полгода так и не изыскала средства, чтобы избавиться от позорных картинок.

Маша подняла взгляд. На торце находилось шесть окон, но только два из них по периметру сияли новеньким пластиком – то были окна помещения, где проводились занятия по ОБЖ, и вёл их бывший преподаватель начальной военной подготовки, который работал в школе ещё с конца восьмидесятых и, после того как его предмет был упразднён, быстро переквалифицировался в специалиста по безопасности жизнедеятельности. Несколько лет подряд Маша писала просьбы на имя директора и завхоза, чтобы ей установили новые рамы в кабинете русского языка. Ничего Маша не добилась, а военрук – надо же, ать-два, и уже с окнами.

– Марья Александровна! – раздался Алёшин голос. – А я боялся, что вы не придёте.

На Алёше была футболка с графическим принтом.

– Ты играешь птицу Додо?

Ученик замотал головой.

– Не, ископаемого дронта играет Павлик. А я надел бракованную, не пропадать же добру.

Он оттянул футболку.

– Видите, лапа не пропечаталась. Это хромой дронт.

Алёша открыл ворота, и учительница вошла на территорию школы.

Таким же обновлённым взглядом Маша рассматривала вестибюль первого этажа. Там ребята устроили импровизированную сцену: на полу расстелили спортивные маты, а на стену вместо кулисы повесили салатовую занавеску, которая осталась от прежнего оформления актового зала. По обе стороны от занавески толпились одиннадцатиклассники. Было шумно, гулкое пространство вестибюля усиливало каждый шаг. Охранник в чёрном комбинезоне с жёлтой нашивкой на плече сидел на своём обычном месте, слева от входа. Маша поздоровалась с ним, тот рассеянно кивнул в ответ.

Мимо вахты, громко цокая каблуками-шпильками, куда-то спешила Карина Васильевна. Увидев бывшую коллегу, она всплеснула руками.

– Приехали наконец! – Она обняла Машу, как старую подругу. – Ну вот и хорошо. А то без вас дети начинать не хотят.

Жёсткие кудри коснулись Машиной щеки и оставили на её коже какой-то очень дорогой, сложный аромат.

– Пойду скажу артистам, что пора начинать. – Карина сделала ещё несколько звонких шагов по вестибюлю и снова обернулась к Маше: – Я за сегодняшнее дежурство похудею килограммов на пять! Ношусь как угорелая.

Маша улыбнулась. Странное чувство: она немного завидовала учительнице биологии, но совсем не хотела оказаться на её месте.

– Красневский и компания точно не придут, я узнавал, – сказал Алёша.

– А почему в зрительном зале нет стульев? – Маша огляделась вокруг.

– У нас несколько сцен, – объяснил Алёша. – Здесь отыграем, на второй этаж пойдём.

– Ваша Алиса будет падать в кроличью нору? – спросила Маша и помахала рукой девочке из 11-го «Б». На футболке у выпускницы была изображена гусеница и огромный гриб.

– Нет, режиссёр решил, что наша Алиса не будет никуда падать. Она будет подниматься, всё выше и выше, – сказал Алёша.

– И кто у вас режиссёр?

– Катя.

– Вот это да! – обрадовалась Маша. – Где она? Надо с ней поздороваться!

– Кате сейчас лучше не мешать, – серьёзно сказал Алёша. – Давайте я сам ей всё передам. Скажу, что вы уже здесь.

И Алёша, чуть прихрамывая, направился к сцене.

– Марья Александровна, миленькая! – Девочки из 11-го «Б» подбежали к ней с двух сторон. Одна ученица обвила пальцами Машин локоть и повисла у неё на плече, а другая заботливо поправляла ей воротничок жакета. – Мы вас так ждали!

– Как живёте без нас, Марья Александровна?

И Маша вдруг услышала собственный смех, такой неожиданный и незнакомый для неё самой. Она потянулась к ученицам, две из которых были выше её на целую голову, и обняла их.

– Ужасно я без вас живу, ужасно! – хохотала она.

– Ужаснее, чем с нами?!

– В сто раз!

Зазвенели фанфары: кто-то принёс из дома колонки и музыкальный центр. Белого Кролика изображал мальчик в спортивном костюме из 11-го «Б» класса, очень похожий на местного физрука, который вечно опаздывал. Возле учительской процессию поджидала Белая Королева со свитой, в розовом костюме типа «Шанель», к её лбу была прилеплена объёмная мушка. Белая Королева пригрозила отрубить головы всем присутствующим.

В кабинете физики сидел Шалтай-Болтай в белом хоккейном шлеме. Анатолий Игоревич стоял рядом и посмеивался в кулак. Заметив Машу, он пробрался к ней через толпу зрителей.

– Грустно, – сказал физик. – Почти всех этих талантливых ребят жизнь скоро переломает и искалечит.

Маша ничего не ответила ему, но физик и не ждал никакого ответа.

– А если мы повторим на выпускном вечере? Нормально будет? – спросил Алёша, когда со всех сторон загремели аплодисменты.

Маша очнулась. В её ушах прозвенел вопль Белой Королевы: «Отрубить им всем головы!»

– Нет, Алёша, – вздохнула она. – Даже не пытайтесь это повторить.

После окончания спектакля суета в школе не только не утихла, но возросла ещё больше. Ребятам нужно было убрать костюмы, свернуть декорации, оттащить маты обратно в спортивный зал и приготовиться к чаепитию. В нарастающей сутолоке Маша почувствовала себя не у дел, но, когда она спустилась на первый этаж, чтобы незаметно выскользнуть наружу и уехать, не прощаясь, перед ней словно из-под земли появилась Бояринова.

– Марья Александровна! Вы что, сбежать от нас хотите?

Из комнаты отдыха раздавались гитарные переборы. Детям не разрешили зажечь живой огонь (в школе работала пожарная сигнализация), но вместо свечей учителя из подсобки принесли сетевые удлинители и несколько настольных ламп. Лампы установили на шкафы и полки, а одну – самую большую, с зелёным абажуром – на пол, в центр круга. Выключили верхний свет, и в помещении группы продлённого дня стало уютно и немножко таинственно.

Пахло недорогими девичьими духами, чьей-то ношеной обувью. Машин чувствительный нос уловил даже лёгкий запах сигаретного дыма, он проплыл и исчез так же быстро, как появился. Там и тут поскрипывали пенки, шуршали спальники и мягкие кресла-мешки с синтетическим наполнителем.

Наряду с какими-то очень наивными композициями, которые дети исполняли речитативом – наверное, это был рэп, – выпускники пели и другие песни, их слова Маша помнила ещё с юности. На лица падал свет – от лампы, стоящей на полу, от ламп в шкафах. Маша смотрела на детей по-новому, как раньше никогда не смотрела на уроках русского и литературы.

Вот, к примеру, одно лицо, за счёт теневой вертикали высвеченное только наполовину. Оно показалось Маше незнакомым. Длинный вздёрнутый нос, большой рот с тонкими губами, смешное оттопыренное ухо, прикрытое длинной прядью. Господи, да это же Прудникова, догадалась Маша. Может быть, девочка хочет быть всегда на виду, потому что чересчур сильно комплексует из-за неудачной внешности? Маше раньше никогда не