Назови меня по имени - Ольга Николаевна Аникина

желает её слышать? Встревоженная Маша решила, что должна приехать к Марку в любом случае, даже если контрольного звонка не было. Она не могла найти себе места. Я должна приехать, повторяла она про себя. Должна, потому что мы договаривались четыре дня назад.

Когда усадьба банкира Кнопа осталась позади, навстречу Маше выехал чёрный джип и освободил место для парковки прямо напротив нужного подъезда.

Теперь Маша смотрела на знакомые окна почти с той же точки, что и в новогоднюю ночь, только сейчас было почти уже лето, и часы показывали половину десятого вечера.

К концу дня в центре города неожиданно потеплело. Прежде чем настали сумерки, сквозь дымку на горизонте ненадолго выглянуло солнце, и стены домов стали жёлто-розовыми, воздух наполнился запахами мокрой земли и древесного сока: словно кто-то сорвал с дерева лист, смял его и растёр между пальцев.

Маша вышла из автомобиля и увидела, как над крышами домов пролетели белые птицы: неподалёку, напротив Иванова монастыря, находилась голубятня. Там в кирпичном флигеле сидел дед, разводивший турманов и белых голубок; птицы летали над окрестными крышами, но всегда возвращались обратно. Где этот старик на самом деле жил, не во флигеле же, рядом со своими птицами? Маша не знала.

Она прошла мимо старой пожарной части; дальше переулок изгибался – считалось, что он в точности повторял ход русла маленькой речки, которую давным-давно уже запрятали в трубу. «Пойдём гулять по берегу реки», – говорил Марк, когда хотел побродить ночью по окрестностям.

Она повернула в Хохловский переулок. Добрела до монастыря и его острых конусовидных колоколен, белевших над стенами, затянутыми строительными лесами. Тёмный флорентийский купол в сумерках был уже почти неразличим.

Мимо шли какие-то люди, группками и поодиночке. Гуляют по берегу реки, подумала Маша. Как она могла предложить Марку подмосковную прописку? Она тогда зимой совсем, что ли, рехнулась?

Лепные львы Старосадского переулка равнодушно смотрели на неё сверху вниз. Голубятня была уже закрыта. Темнело быстро, и Маша повернула назад, стараясь убедить себя, что ей и правда интересно, где ночует старик, хозяин голубятни. На самом деле её занимал другой вопрос: где сегодня ночует Марк? Вероятно, он ещё не пришёл домой – иначе обязательно позвонил бы, приметив знакомый автомобиль напротив подъезда.

Маша потопталась возле своей «тойоты», а потом оперлась спиной о водительскую дверь и тут же отпрянула: дверь оказалась грязной. Светлую джинсовую куртку придётся теперь стирать.

Маша выбрала участок почище, прислонилась снова. Носок кроссовки она придвинула к выступающей из асфальта крышке канализационного люка – нашла точку опоры. Прикрыла глаза, и двор вокруг, и весь Китай-город с призраком реки провалились в никуда. Пропал отдалённый шум с Покровки, заглохли мелкие звуковые штрихи – шорох шин, обрывки чьих-то разговоров. Звуки смешались в густую массу, в которой уже ничего нельзя было различить. Время текло, тянулось, загустевало, вечернее тепло сменялось ночной сыростью.

На другом конце двора, со стороны переулка, в сумерках проступило расплывчатое пятно – оно шевелилось, как многоногое чудище.

До Машиного слуха донеслись шлепки лёгких детских шагов. В широкую полосу белого фонарного луча выбежал маленький кудрявый мальчик в синих брючках и джинсовой куртке. Две фигуры позади него были ещё в тени, когда он подбежал ближе и застыл в двух шагах от «тойоты».

– Ма-ша.

– Хомяк!

Она подняла голову. На белой дорожке стояли Марк и Лена.

На Марке была надета чёрная кожаная куртка, из-под которой виднелась водолазка бордового цвета. Бордовую водолазку Маша помнила очень хорошо. Знала, какая она на ощупь – тонкая, в мелких катышках под мышками. Если провести по ней рукой, можно нащупать висящую на шее Марка плотную нитку и закреплённый на ней серебряный трезубец, символ удачи.

Лицо Марка, бледное и напряжённое, ничего не выражало, он смотрел мимо, в сторону подъезда. Пальцы рук его переплелись; Марк, словно пианист перед выступлением, разминал суставы. Приталенный карминово-красный плащ его жены Лены буквально бил по глазам. Туфли на каблуках подчёркивали её и без того высокий рост. Тёмные волосы, стильно прибранные наверх, прямой нос, невозмутимая, слегка презрительная улыбка – что-то есть от семейки Красневских, подумала Маша – всё было слегка чрезмерно, но в этой чрезмерности была смелость и шарм.

– Ну вот, – Лена повернулась к мужу, – теперь «ма» – это машина, да?

Марк промычал что-то невразумительное и поднял глаза.

– Ма-ша, – повторил Хомяк и топнул ножкой по выступающей из земли крышке канализационного люка.

– Марк, – громко сказала Маша, – я приехала в четверг вечером, как обещала.

Марк молчал.

Лена всплеснула руками.

– Вот это да! – воскликнула она. – Можно я угадаю? Вы – любовница моего мужа?

Марк переменился в лице. Он расцепил и с силой опустил руки, словно что-то с них стряхивал.

– Мария Александровна, – неуверенный голос выдал его с головой, – я сказал вам привезти свою диссертацию завтра днём… а не сегодня вечером.

– Ма-ша. Ма-ша. Ма-ша, – пропел Хомяк.

Но ребёнку и этого показалось мало. Он сложил большой и указательный пальцы так, чтобы получился «клювик», и вытянул руку вперёд. В игру, которая называлась «уточки», Маша играла с ним год назад.

– Ой, нет! – Лена всплеснула руками. – Вы не любовница моего мужа. Вы больше похожи на подружку моего сына.

– Не говори глупостей, – поморщился Марк. – Идём домой.

Но Лена, по всей видимости, хотела доиграть сцену до конца. Она подошла к канализационному люку и, поддерживая малыша под мышки, поставила его обеими ножками на асфальт. Потом коротко осмотрела и Машу, и её автомобиль.

– Так вы приезжая! Номера-то питерские.

– Лена! – крикнул Марк. – Это аспирантка из института!

Он взял жену за плечи и попытался отвести её к подъезду, но женщина резко высвободилась.

– Танец маленьких утят… – Её пронзительный голос отдавался в Машином затылке. – Пальчиковая гимнастика… Ваша работа?

Никто ей ничего не ответил. Марк сделал шаг за пределы световой полосы и теперь стоял в темноте.

– Конечно, ваша! – воскликнула Лена и кивнула в сторону Марка. – Я знала, что этот… Зароется в свои книги и ребёнком заниматься не будет. Но у меня вопрос. Он хоть заплатил вам за услуги няни? Вы потратили столько времени на нашего сына. Хоть копейку мой муж вам заплатил?

– Как вам не стыдно! – сказала Маша.

Лена рассмеялась красивым, хорошо поставленным смехом.

– Мы с моим сыном здесь единственные, кому не стыдно. – Лена отпустила ручку ребёнка и начала рыться в сумочке. – Подождите-ка.

Хомяк почувствовал свободу и тут же отбежал от компании. Происходящее между взрослыми больше его не интересовало. Он присел на корточки возле поребрика, край которого находился в полосе света. Ребёнок подобрал с земли палочку