Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров

— Это неправильно. Человек, который пьет из рюмки, хмелеет постепенно и испытывает наслаждение от своего состояния.

— Маловата порция... Оттого что так растягиваешь, только силы, оказывается, теряешь.

— А ты научись пить культурно! — призвал учитель Казтая, не одобряя его выводов. — Все мои родичи должны быть культурными... И своим примером приучать к культуре этих невежкаргалдаков. Лишь собственной интеллигентностью и интеллектом мы вынудим их отступить и поубавить высокомерие.

Казтай и с этими словами согласился.

— Кстати о каргалдаках, когда я писал свою статью, честно говоря, ни о них, ни о чьем-то родовом происхождении даже не думал, — вернулся учитель к прерванному рассказу. — Клянусь Аллахом, такие мысли мне даже во сие не являлись. Более того, я не знал, что сам Ералы Сагынаев по рождению камай... Мы ведь позднее выяснили, кто есть кто... Теперь я и сам всему удивляюсь. Спасибо Канапие, который на все раскрыл глаза!

Казтай водрузил поблескивающую рюмку на свою грязную и здоровую, как лопата, ладонь и, покачиваясь, залпом опрокинул.

— Ну даешь, Каха! — прыснул учитель. — Ты же чуть рюмку не проглотил!

Казтай промолчал, сморщившись, нюхнул руку и сел, опять понуро свесив голову. Учитель тоже поднял рюмку, дав понять, что не собирается отставать, однако пить не стал, а вновь перешел к своим нескончаемым излияниям:

— Так вот... те, кого вы называете писателями и журналистами, Каха, относятся к людям творчества. А у творческих людей сильно развито чувство интуиции. То есть о каких-то вещах они догадываются заранее, во всяком случае, даже если не осознают что-то разумом, благодаря подспудному внутреннему ощущению, чувствуют сердцем... Подобное свойство я, между прочим, замечаю порой и в себе...

Казтай не издавал ни звука. Его щетинистый подбородок снова упал вниз.

— Доказать? — продолжал разглагольствовать учитель. — А доказательства такие... — и он, красноречиво тряхнув указательным пальцем, принялся излагать свои аргументы: — Разве я знал, когда писал статью, что Ералы Сагынаев камай? Конечно, не знал. Но, по-видимому, интуитивно чувствовал. Разве думал, что публикация моей статьи вызовет такой резонанс? Естественно, не предполагал. Однако, возможно, и ощущал подспудно. Другими словами, дарованные мне от рождения журналистские и исследовательские качества в этот момент пробудились и дали о себе знать... Так-то, родной! Кстати, дружок, может быть, мои слова покажутся тебе ложью, но это истинная правда: та самая статья, что обрела такой авторитет, на самом деле была моим творческим первенцем, то есть самым первым моим произведением. А что же было бы, если б я написал большущий очерк?.. Если бы сочинял толстенные повести и романы?..

— Лучше не надо! — неожиданно заявил до сих пор молчавший Казтай, будто только проснулся.

Оралбек был по-настоящему ошарашен таким внезапным советом и тем, что у Казтая вообще прорезался голос.

— Почему это «не надо»? — возмутился он.

— Иначе беда будет, — ответил Казтай.

— Беда, говоришь? Возможно, ты и прав, — почему-то совершенно легко согласился с его словами учитель. — Тем не менее, я все-таки еще подумаю над этим...

— Подумай... Однако, мне пора, — и Казтай, позевывая и потягиваясь, встал с места.

Обе бутылки, припасенные для родича, были опустошены, поэтому Оралбек не стал его задерживать и проводил до ворот.

Шлепая по раскисшей под дождем грязи, Казтай направился к своему дому. Как обычно, погрузился в пучину мрачных размышлений, привычно одолевавших его в подпитом состоянии.

* * *

Когда это подвыпившего человека посещали какие-нибудь зрелые, толковые и вразумительные мысли — скорее, сплошной сумбур! Вот и Казтая опять охватили застарелые думы о Дархане с Дидаром, которые с давних пор трепали ему нервы. Судьба двух его сыновей обернулась для него мучительной проблемой, требующей сложного решения. Что делать — на это его ума-разума не хватало. Из-за бесконечных горьких раздумий его виски уже побелели. Однако Казтай так и не смог избавиться от этой беспокойной вереницы постоянно вьющихся в его голове мыслей.

Вдвоем с рыжим умником, аульным учителем литературы Акдаулетом они женились в одном году, только в разное по сезону время. Если не запамятовал, рыжий учитель соединился браком со своей Акгуль в конце весны или начале лета. Кажется, Акгуль, работавшая тогда в школе пионервожатой, девятнадцатого мая собрала своих подопечных у ярко пылающего костра, чтобы отметить день пионерии, а спустя немного времени и вышла замуж за Акдаулета, справив пышную свадьбу... Казтай же женился ближе к концу сентября, когда завершился сенокос и скот спустился с горного пастбища.

Несмотря на разные сроки замужества, их жены одновременно поступили в находящийся в Ореле роддом и в один день разродились.

И чем только этот умник раньше занимался, удивлялся Казтай, лето напролет на луну любовался, что ли?! Если бы супруга Казтая не рожала вместе с женой Акдаулета, он бы не пребывал сейчас в таких мучениях. Все зло от этого рыжего умника. Он во всем виноват!

Тот факт, что в роддоме перепутали детей, ясен сегодня не только им и их родичам, это даже слепой может засвидетельствовать. В пору младенчества не так было заметно, что ребенок явно чужой, к тому же и Нурлытай моментально затыкала ему рот.

— Да он совсем рыжий, на русского похож, — изумлялся Казтай и, ощущая непонятную неловкость, тихо хихикал.

— Иди ты, выдумаешь тоже!.. Если считаешь его русским, не смей даже приближаться к моему сыну! — надув губы, злилась в таких случаях Нурлытай.

Но как остаться равнодушным к ребенку — взяв на руки наследника, нескончаемую радость бабушки и Нурлытай, Казтай кружил его и качал, нежно ласкал и с упоением нюхал.

Правда, однажды и слух Катипы-ажей уловил, как он пробормотал, что малыш похож на русского. Этого было достаточно, чтобы она сердито вытолкала Казтая из дому.

— Это мой единственный внук, которого я еле дождалась накануне своей смерти... Да как ты смеешь считать моего золотого внучонка чужим?!. Типун тебе на язык! — взбушевалась бабушка.

В ту ночь Казтаю пришлось заночевать в копне, что стояла на скотном дворе. Он так промерз, что зуб на зуб не попадал. С того дня Казекен вроде бы избавился от поселившихся в душе подозрений и больше не раскрывая рта по поводу внешнего вида сына.

Однако позднее неприятный разговор затронула сама Нурлытай. В тот день она отвела Дархана за руку в первый класс. Акгуль тоже впервые привела своего Ди-дара