Бессмертная степь - Иса Капаев

чингизидской истории досталось ото всех. Вплоть до XX столетия она была закрытой и для мусульманского и христианского миров. Из живших в Евразии специалистов-историков Л.Н. Гумилёв — первый, кто без всякого предубеждения попытался восстановить справедливость в отношении прошлого тюрок и монголов. И он талантливо осуществил свой замысел.

Учёный объял необъятное. Как писать после него? Идти по следам Гумилёва? Это будет выглядеть эпигонством. К сожалению, сейчас в исторической науке появились тысячи работ, где мысли и открытия Гумилёва без всякого стеснения присваиваются и выдаются за свои. Некоторые «учёные» даже и одной сноски не делают на труды Льва Николаевича. Однако начитанный, образованный читатель эпигонство распознает сразу.

Несомненно, что каждый, кто хочет посвятить жизнь исследуемой теме, должен выразить своё отношение к научным открытиям Гумилёва. Это полезно и для популяризации пре­красных работ учёного. После смерти труды Гумилёва издаются большими тиражами, твор­чество его изучается в учебных заведениях. Однако в связи с распадом СССР и выходом тюркских народов из одного государственного образования есть опасная тенденция пересмотра отношения к тюркским народам, оставшимся в составе России. Делаются попытки критически переоценить и творчество самого Л.Н. Гумилёва. Я в книге ещё коснусь этих тенденций.

Вернусь к исследуемой теме. Хотел несколько слов сказать о своём методе подачи материала. При написании научных работ у нас обычно пользуются методикой предшественников. Тысячи диссертаций состоят из трёх основных частей: первая — вступление, где ставятся цели и задачи; вторая — раскрытие темы; третья — заключение, где делаются обобщения и определяется актуальность работы. Я избежал этой методики. Она не вдохновляет, особенно после красочных и увлекательных сочинений Л.Н. Гумилёва. Думаю, что за беллетризованным изложением истории есть будущее. Лучшие историки мира: от Геродота до Н.М. Карамзина избирали этот метод. Я же беру за основу чисто исповедальную манеру, это ещё ближе к литературе. Я стараюсь рассказать многовековую биографию своего народа и касаюсь в истории всего, связанного с моей личной жизнью, с моим существованием. Гумилёв, хотя открыто не высказывался об этом, но и он сопереживал мёртвым, казалось бы, страницам истории, оживляя эпизоды далёкого прошлого. И, читая его сочинения, я сопереживаю вместе с ним, потому что он рассказал мою жизнь...

Но дело в том, что Лев Николаевич рассматривал бесконечную прямую истории в горизонтальной плоскости. Он рисовал историческое полотно, обрезая контуры предельно точной хронологией. Я же взялся за непосильную задачу: хочу рассказать о своём видении проекции бесконечно прямой истории. Проекция бесконечной прямой линии — это точка. Точка — это я сам. Я — составляющая бесконечности. Для меня не существует упорядоченной хронологии. Любая дата для меня относительна. То, что произошло тысячу лет назад, я ощущаю, как будто пережил сию минуту.

Я не претендую на научные открытия в истории, но я хочу быть предельно правдивым и потому делаю всевозможные ссылки на исторические сообщения. Я тоже, как и многие исследователи истории, наверное, стою на пути мифотворчества. Думаю, что каждый писатель-историк создаёт миф о прошлом. Миф, легенду о славной стезе своих пращуров. Осуждать за это нельзя. Талантливый историк создает талантливый, правдивый миф...

Я очень осторожничаю в изображении того или иного момента, ибо боюсь сбиться на путь мародёрства. Археологи, этнографы, историки, филологи немало измывались над

нашими предками. Они в буквальном смысле сдирали с мёртвых кольчуги, кафтаны, сапоги, оружие, присваивали их деяния, песни. «Это не твой отец, не твой дед, это все моё!» — крича, угрожая, затыкая рот научными доказательствами, они рядились в одежды наших предков... Я еле сдерживаю себя от гнева и возмущения и боюсь, что отвечу тем же, перейду на их же путь мифотворчества. Я пишу, потому что надо и себя, и соотечественников избавить от чувства нанесённой обиды. Нельзя человеку нести в душе такой камень недовольства, да и народу нельзя жить с таким горьким чувством. Кому нужен народ, смотрящий на других волком?! Тем более в России, где сотни народов? Надо искать пути к сосуществованию.

Ведь никто же сегодня не собирается мстить современному французу за взятие Москвы, норманнам за разорение Италии. Все прекрасно понимают, что это было бы глупо. И это осознание подсказывает: надо предельно правдиво восстанавливать картины прошлого.

У нас, на нашей исторической родине, дело обстояло и обстоит кардинально проти­воположным образом. Так повелось, что события, происшедшие в Великой степи, утаивались или искажались до неузнаваемости. И сейчас новые мародёрские теории возникают как грибы. В своё время большевики, обманывая народы мифом о «национальном самоопределении», расчертили страну на мнимые государства. Расплата за это пришла при разделе СССР. Четырнадцать государств! Сейчас более десятка потенциальных «государств» развивается в чреве России. Всем так называемым республикам стало необходимо великое прошлое как обоснование исторического пути того или иного народа к суверенности. Историки, получившие на это политический заказ, ищут малейшие зацепки. Выдумываются новые карты, слагаются мифы о легендарных личностях, якобы отстаивавших некогда независимость народа, изобретаются нацио­нальные гербы и флаги, археологи придают национальные черты памятникам, оставленным исчезнувшими или исчезающими народами. Так и хочется громогласно заявить: нельзя же превращать своё прошлое в средоточие лжи! Из химерического прошлого в наше настоящее вылезают вполне реальные ужасы. Растёт новое поколение, поколение людей, ввергнутых в заблуждение, а также, что ещё хуже, людей с двойным стандартом мышления. Обман и лицемерие затмевают все слои общества...

Хотя я разочарован состоянием дел в российской исторической науке, эта наука необходима для цивилизации. Нет, не так безнадёжна наша жизнь, какое-то утешение и удовлетворение я получаю от обращения к фольклору, к историческим песням. Непредвзятость и самобытную чистоту вижу я в устно-поэтическом творчестве народов. Самое привлекательное для меня в фольклоре то, что в нём нет упорядоченной хронологии. Фольклор сохраняет только значимые, повлиявшие на жизнь народа события. Если бы даже не было исторических и литературных памятников, то все народы вполне могли обходиться фольклорными произведениями. Народы сохраняли в памяти то, что необходимо сохранить, и не более. Древние хорошо усвоили, что отгоревшие костры не греют.

В век прогресса литература интенсивно вытесняет фольклор. Литература берёт из фольклора основные свойства национального характера и народный дух. Напечатанные фольклорные произведения тоже остаются достоянием народа, приравниваются произве­дениям искусства и определяют уровень культуры.

В Х1Х веке ногайский фольклор, особенно песенное творчество, своим разнообразием и богатством восхищал исследователей. Но в XX веке устно-поэтическому наследию ногайцев не повезло. Фольклор стал разбазариваться. Из-за беззащитности ногайского народа он подвергся грабежу, мародёрству.